Petr...sh
Участник
- С нами с
- 29/05/12
- Постов
- 127
- Оценка
- 56
- Живу в:
- Красногорский
- Для знакомых
- Сергей Петрович
- Охочусь с
- 1978
- Оружие
- Медведь-4, Меркель В3 12-76, 9.3-74R, Бенелли(30-06),МЦ21-12, ИЖ27 (12-76, 20-76Lanc)
- Собака(ки)
- ЛЗС
ЭЙРЫ
1.
Письмо было от Сережи, а почерк на конверте, был не его. Я распечатал конверт. На сложенном вдвое тетрадном листке Сережиной рукой было написано примерно следующее; « Здравствуй Тезка. Я нахожусь в избе под Кара - пилой. Это письмо отправляю тебе со Степой Орешкиным, он тебе его должен отправить почтой. Если ты еще хочешь посмотреть на то, что я тебе обещал показать, приезжай к числу «эн», выходить буду числа «эм»».
Ниже стояли дата и подпись «Сергей Шелехов».
Я еще раз пробежал глазами по серенькому тетрадному листку в косую линеечку и представил, как штатный охотник Сергей Шелехов, шел к соседу на зимовье, что бы передать этот листочек бумаги, специально для меня.
Значит это важно. Недолго думая, я решил ехать.
Сложил в понягу необходимые вещи, собрал документы и выехал на вокзал.
Ехать нужно было поездом, и я, лежа на полке, вспоминал, как мы в том году вывозили из тайги штатного охотника Шелехова. Тогда мне и удалось познакомиться с Сергеем. Худощавый, подкашливающий человек лет сорока пяти с красивой окладистой бородой и детскими глазами был малоразговорчив и, когда мы встречались с ним взглядами, улыбался. Но по слухам я знал, что охотник этот был со стажем, и как принято здесь говорить, таежник был битый.
2.
Забирали мы его с самого последнего участка. Техника не могла пробиться к его угодьям и в лучшее время, а в ту зиму, и подавно. Поэтому шли к условленному месту. Охотник заранее сносил туда вещи и в нужный день вышел на встречу техники.
Угодья назывались Кара-пила. Место считалось не удачным для организации промыслового участка и заслуженно пользовалось дурной славой . Шелехов там стоял семнадцатый сезон. Все семнадцать сезонов один. Только он и его маленькая собачка по кличке Шелти со стоячими ушками и похожая на лисичку. Добывал в основном пушнину: соболя. Соболь на его участке был славный. Под Кара-пилой попадались редкие черно-седые коты. И это все знали. Ловил рыся, при необходимости добывал медведя, но специально его не стрелял. Говорил, что они умеют договариваться. Отстаивался у него и копытный зверь. Но желающих на его на его участок, все равно не было. Только один Сережа. Мы помогли ему скидать вещи в машину и тронулись. В машине было уже шумно. Все тут же принялись над ним подтрунивать и подшучивать. Дескать, совсем парень одурел от одиночества. Мало того, что один, так еще и в таком дурном месте. А он, возьми да и скажи, что он там не один и ему есть с кем поговорить. Сначала наступила тишина, охотник-мужик суеверный. Но разговор перевели на медведей, его коллег, и снова раздался хохот. Вот так весело и дружно мы въехали в деревню. Выгружались по очереди. Кто-то наметил баньку, кто-то Маньку, кто-то домашние пироги. Когда выгружали Сережу, я у него спросил.
- А что, это, насчет того, что ты не один. И тебе есть с кем поговорить, а? Серьезно?
- Да. А ты не веришь?
- Да нет, верю, только хотелось бы узнать, с кем. Увидеть.
- А хочешь? - спросил Сережа.
- Хочу, - ответил я.
- Так я тебя позову, как-нибудь, - сказал Сережа и улыбнулся.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
А сейчас, я ехал на встречу. С кем и куда, не знал сам. В общем, Сережа позвал, как и обещал.
3.
В райцентр я приехал вечером, поймал машину и выехал в деревню. Добрались затемно. Глухая таежная деревня встретила меня полуобморочной тишиной. Я подходил к дому Степана и отбивался от собак, которые, как змеи, выбрасывались из подворотен, шипя и скалясь. На крылечке загорелся фонарь и вышел Степан. Шестидесяти семи летний холостяк, крепкий телом и головой, носил кличку, согласно фамилии - Орех. Степа заулыбался, мы обнялись и прошли в дом. Сели у печи, закурили.
Орешкин давно жил один. Хозяйство у него было очень скромное, но было. В тайгу удавалось выбраться, когда приезжала сестра, а так все дома, топил, сеял, косил.
- Как ты, Степа? - спросил я.
- Нормально. Дрова, сено, картошек накопал, бычка вот, зарезал. В общем, как говорится, вошел в зиму.
- Зять - то, приезжает, помогает? - пытал я Степу, заранее зная ответ.
- А то? Как же. Приезжает, помогает. Сам- то я, один, бычка не поем. Помогает.
Степа неожиданно повернулся.
- За конем пришел?
- Да, Шелехов сказал, что дашь коня и соберешь в тайгу.
- Я все собрал, что тебе нужно. Когда поедешь?
- С утра, - ответил я.
Ну…, я так и думал, - Степан решительно встал.
- Винтовку мою возьмешь, или со свом пойдешь? - спросил Степан.
- Со своим, - ответил я.
Степан вышел и быстро вернулся. Развернул сверток и поставил мой СКС у печки. Потом подошел и внимательно посмотрел на меня.
- Ты что, Орех?
- Не ходи туда. Не надо тебе туда ходить ,- Степан участливо закачал головой.
- Брось, Степа, - я взял старого бродягу за плечо, за Зайчика боишься, зря, ничего с твоим лашпаком не случится.
- Господь с тобой, - не в коне дело. Просто не нужно тебе туда. Не ходят там нормальное люди, худое место. Ты же сам знаешь.
Степан начал переставлять вещи с места на место.
4.
А Шелехов, что, по-твоему, ненормальный? - спросил я Степана.
- Да, ненормальный. И отец был у него ненормальный, февралем звали. Потому, как не хватало. И мать его, кто трезвый, стороной обходит.
- Ну, положим, мать его я хорошо знаю, - возразил я. И что? Людей лечит. Ходят слухи, что она ведьма. Что глаз у нее дурной. Что нельзя ей смотреть на детей малых и на скотину чужую. Так она и не лезет ни к кому. В затворе живет. Но когда худо, ведь к ней идут, не смотря на глаз ее, ведь лечит? И ты, Степа, забыл, как у нее на ведре с копытами сидел? Забыл, кто тебе геморрой вылечил? А я вот, помню, как ты из тайги на Зайчике лежа ехал.
- Да, лечит, а потом снова калечит. Сына-то своего, что вылечить-то не может? А?
Я знал, что у Сережи больные легкие. Давно застудил. Зимой искупался в реке, что ли?
- А говорят, что такие люди не могут свою родову лечить, только чужих лечат.
- Ладно, Степа, за мать Сережину, говорить не будем. Я ее сам знаю. Сам на тех ведрах сидел. А отца, почему февралем звали?
- Не хватало у него, как у февраля. Только у одного дней, а у другого мозгов, - Степа замялся. Странный он был. С Сережей хоть какая – некая, а собачка живет. А того даже кобели стороной оббегали. Столб нюхать боялись, на который он мочился. Охотился всегда один. Еще дальше, чем сын. В лицо, конечно, никто не называл, но февраль, но он и есть февраль.
Я знал, по слухам, что воевал, ранен был. По ранению пришел домой. Потом работал всю жизнь в лесу.
За разговором сборы закончились.
- Степа, как заходить лучше? Что вода, как дорога?
- Пойдешь тайгой, - отрезал Степан.
5.
Так, я мысленно представлял, как буду идти тайгой, а не дорогой. Нужно переправиться через реку. Она не замерзла. Плюс с десяток проток в пойме. Брода я не знал.
- А тебе и надо брод знать, - читая мои мысли, сказал Степа. Заяц все знает. Он и проведет. Подъедешь к броду, брось поводья и держись за луку крепче. Он на выходе рвануть может.
Степа достал с печи старый плакат с призывом защитить себя прививкой от клещевого энцефалита, перевернул его, взял карандаш, и, подумав секунду, ткнул пальцем в дальнюю стену хаты.
- Кара-пила там. Сориентировал стол, постелил плакат, нарисовал в правом нижнем углу собачью будку и приписал, «Наш дом».
Наступило одно из самых любимых занятий охотников – рисование карты и прокладывание маршрута.
Он живет в каждом охотнике и каждом таежном бродяге, он бередит душу и воспаляет воображение, он заставляет сбивать ноги и натирать лямками плечи, заставляет горько сожалеть и безумно радоваться жизни. И имя ему – «черный геодезист» !!
Степа раздувал щеки и разводил руки. Рисовал на карте огромные круги и стрелы. Присев, под что – то проползал, и втянув живот, протискивался во что – то узкое. Я смотрел завороженный на это действо и не верил, что в шестьдесят семь лет можно так увлеченно водить по пыльному плакату пальцем.
- Все понял, - выдохнул Степан?
- Нет.
- А я кому рисовал, - Степан ткнул пальцем в абракадабру?
- Где плотбище, - спросил я?
- Туут, - радостно ответил Степан и приложил к своей карте, ржавый, размером в половину спичечного коробка, ноготь.
- А изба в «Убитом»?
- Тууут, - еще радостнее ответил Степан.
- Обратно реку буду переходить у «Горелого»?
- Да.
- А от брода, если к избе Шелехова держать, Кара-пилу видно?
- В хорошую погоду видно.
- А затянет?
- Держи северо - восток, а как зайдешь в ключ, Зайчик сам поведет. Он не раз был на том зимовье, приведет.
- Завтра я заночую в урочище, - продолжал я пытать Степу.
- Да.
- А послезавтра?
- А послезавтра, поздно ночью, ты должен быть у Сережи.
- Вот ты загадал. Тайга! Как таежный дух впустит еще….
- А я не гадал. Мы так решили с Сережей, рассчитали.
Я улыбнулся Степану, и мы вышли покурить.
- Ну, раз так решили, значит, так тому и быть. А Зайчик выстрела боится? - спросил я.
- Нет, винтовку хоть между ухов клади, даром, что Зайцем назвали.
Я приставил к выходу карабин и понягу. Легли спать, а выезд наметили в шесть.
Утром Степа мне напомнил, чтобы не начудить на броде, не трогать Зайчика, он все сделает сам. Мы попрощались.
Так и вышло. Зайчик все сделал сам. И на второй день, уже поздно ночью, нас веселым лаем встретила Шелти. Зафыркала кобыла под навесом, из трубы снопом полетели искры. Сережа подбросил дров.
6.
Я подал хозяину карабин и слез с коня. Поздоровались. Сережа разбирал коня и снимал торока. Я разминал хрустящие ноги. Задали Зайчику корм и вошли в избу. Сережа махнул рукой на левую от дверей сторону. Я принялся свешивать на «свои» гвозди вещи и размещаться на «своих» нарах.
Умылся, взъерошил волосы и поставил на стол подарочек. Бутылку водочки в стекле. Сережа водил ложкой в бачке.
- Язык отварил для гостя и гречки напарил с жиром, будешь? - спросил Сережа.
- А то? Кто же откажется от такого угощения?
- Ну и хорошо.
Хозяин делово разложил я зык по чашкам, а гречку поставил на середину стола в бачке.
Мы выпили. Захмелев и распарившись, я и забыл, зачем ехал. Да и спрашивать не прилично, хозяин сам скажет, когда нужно будет. Судачили о моей дороге, о нынешнем сезоне, о проблемах в мировой экономике. На печке зашипела вода. Подошел пятилитровый чайник.
- Будем пить чай, - сказал Сережа и всыпал горсть заварки в чайник.
7.
Сережа разлил чай по кружкам.
- Малину любишь? - спросил он.
- Да, - ответил я.
Сережа поставил на стол чашку с малиной.
- Я тоже малину люблю, угощайся, - и он придвинул ко мне чашку.
На меня смотрел викинг с голубыми, детскими глазами и улыбался.
Я перевел взгляд с малины на него. Зимой на столе стояла чашка свежей малины, с ворсинками, совершенно живая и пахла июльским, таежным зноем.
- Откуда свежая ягода зимой.
- Эйры сегодня принесли, угостили.
У меня пересохло в горле и задрожали губы.
- Какие Эйры?
Ты забыл? Я же говорил тебе, что живу не совсем один. Ты хотел посмотреть. Вот я тебя и позвал. А ты молодец, приехал.
Я пил чай с малиной и думал, какой я молодец. Мне и присниться не могло, что события будут развиваться таким образом. Степа Орех отговаривал ехать. Слухи ходили, что Кара-пила дурное место.
Допили чай. Закурили.
- Завтра утром я тебе все покажу, - сказал Сережа.
- А вечером сегодня можно, - предложил я, решив, что лучше уж отмучиться сразу.
- Утром.
- Хорошо, - я обреченно кивнул.
8.
Спал я на удивление хорошо. Но мысль, что у Степана Шелехова не все дома, меня не покидала.
Утром вышел на улицу и заметил, что заметно похолодало. До того, на редкость мягкая и теплая зима, начинала забирать свое. Хорошо и плотно завтракали. Долго пили чай. Маленькая Шелти играла на улице с конем. Зайчик пугал ее, а она пугала Зайчика. Зайчик боялся и убегал. А она догоняла.
- Сережа, а кто они?
- Да такие же, как ты и я. Люди.
- А ты их давно знаешь?
- Я нет. Они меня давно. С ними отец долго жил, их тогда много было. Сейчас осталось мало.
- А где они живут, - не унимался я.
- Зимой в пещерах под пилой. Лето на озеринке стояли, в горах.
Мы ехали к подножию Кара-пилы верхами и я пытал Сергея. Он мне рассказывал про жизнь непонятных мне людей, про их быт, болезни, проблемы. Я слушал, смотрел на этого человека, и не мог понять, в здравом он уме, или нет. И все больше и больше приходил к мысли, что не знаю. Одно мне было ясно точно, что в деревне он, безусловно, был не «своим».
Трудно таким людям быть понятыми и принятыми в мирской суете.
9.
От неожиданности я чуть не вылетел из седла. Зайчик захрапел и приседая на задние ноги, начал сдавать назад.
- Тпрууууу, - Сережа схватил коня за узду.
Спешились.
- Дальше кони не пойдут, - сказал Сережа. По Зайчику шла мелкая дрожь. А тропа, ведущая к подножию Кара-пилы, сужалась.
- Тихо Заяц, - я поглаживал коня. Дрожь проходила.
Мы привязали коней под елкой и пошли пешком. Шелти осталась.
В самом ущелье было тихо, а над пилой ветер сочинял свои гимны.
- Что это? - спросил я, показывая на скелет марала.
- Кости.
Скелет был полностью в сборе и был абсолютно свежим. Создавалось впечатление, что он из зоологического музея, и, если бы я не отличал настоящих, живых костей, от пластиковых, я бы так и подумал. На костях не было ни одного кусочка мяса, ни одной жилки, ни одной кровинки. Как будто неведомая сила вытряхнула кости из плоти. Глазами я видел картинку, видел застывшую хвоинку в зубах животного, а вот ум, отказывался это принимать. Мне вспомнилась детская игрушка. На подставке с пятачком внизу, стояла коровка. Нажимая на пятачок, коровка складывалась и падала. Отпустищь клавишу - коровка поднималась. Скелет мне напомнил эту сложившуюся коровку.
- А почему они так? Целиком лежат? В сборе?
- Я не знаю, они всегда так делают.
Да-а-а, и ворон нет. Оно и понятно, им тут делать нечего.
Сережа мне показывал небольшое озерко в разложине и рассказывал, как здесь летом стояли Эйры. Я смотрел сверху и слушал. Мне представилась картина, как у зелено-голубого озерка ходят люди, дымят костры и вялится рыба. Воображение рисовало лики и облики.
- Идем, - чья-то рука легла мне на плечо. Я медленно обернулся.
- Пора уже, - сказал Сережа. Поздно.
Мы пошли обратно. Вниз.
- А где…
- Не знаю. Может быть, заняты чем, а может быть не захотели придти.
- Может меня не захотели видеть?
- Нет, не думаю.
10.
Весь вечер мы собирались. Нужно было закрывать избу и выходить в деревню. Мои руки и мой конь, в этом деле были не лишними. Утром убрали остатки на лабаз, попросили у доброго таежного духа выпустить нас из тайги и выехали. Кара-пила постепенно становилась все меньше и меньше, и вскоре, вовсе скрылась в облачной дымке.
Много за ту дорогу я услышал интересного, а главное почувствовал. Сережа оказался прекрасным рассказчиком и хорошим собеседником. Он отлично ходил, ориентировался, и, находясь с ним рядом, быстро понимаешь, кто в этой стае матерый, а кто переярок. С таким поводырем можно было ходить слепому. Я смотрел на эту грубоватую картину с неяркими красками в простенькой раме и видел за ее мазками тонкий и нежный, как батист, холст…
Мы стояли у «Пазика». Сережа меня провожал. Докуривали.
- А ведь Эйров нет, - сказал улыбаясь Сережа, а?
- Нет, - ответил я, они есть, просто их не все видят и они не всем показываются.
- Ты их увидишь.
Сергей пожал мне руку и попросил повернуться. Я повернулся.
- Это тебе подарочек,- сказал Сережа и засунул мне сверток в поняжку.
Дома я обнаружил в свертке два черных соболя. Это были соболя с Кара-пилы.
11.
В марте мне пришло от Степана письмо. В письме Степа писал, что зимой Сережа умер. Легкие были больные. Далее, просил приехать и сходить на Кара-пилу. Забрать с избы капканы и еще что-то, в письме Степан не писал, что, но я знал: Сережину винтовку. Степан обещал меня подождать внизу и помочь мне все вывезти.
В мае я приехал в деревню и сразу пошел на кладбище. Шел и вспоминал Сережу. Перед воротами столкнулся с двумя стариками. Я их не знал. Мы встретились взглядами и разошлись. Странные, лица суровые, а глаза, как у детей.
Я быстро нашел могильный холмик с крестом и табличкой. На табличке было написано, Сергей Шелехов и стояло две даты. На холмике лежал букет свежих цветков и пластина бересты. На бересте стояла чашечка свежей малины.
19.01.2011г.
Petr…sh
1.
Письмо было от Сережи, а почерк на конверте, был не его. Я распечатал конверт. На сложенном вдвое тетрадном листке Сережиной рукой было написано примерно следующее; « Здравствуй Тезка. Я нахожусь в избе под Кара - пилой. Это письмо отправляю тебе со Степой Орешкиным, он тебе его должен отправить почтой. Если ты еще хочешь посмотреть на то, что я тебе обещал показать, приезжай к числу «эн», выходить буду числа «эм»».
Ниже стояли дата и подпись «Сергей Шелехов».
Я еще раз пробежал глазами по серенькому тетрадному листку в косую линеечку и представил, как штатный охотник Сергей Шелехов, шел к соседу на зимовье, что бы передать этот листочек бумаги, специально для меня.
Значит это важно. Недолго думая, я решил ехать.
Сложил в понягу необходимые вещи, собрал документы и выехал на вокзал.
Ехать нужно было поездом, и я, лежа на полке, вспоминал, как мы в том году вывозили из тайги штатного охотника Шелехова. Тогда мне и удалось познакомиться с Сергеем. Худощавый, подкашливающий человек лет сорока пяти с красивой окладистой бородой и детскими глазами был малоразговорчив и, когда мы встречались с ним взглядами, улыбался. Но по слухам я знал, что охотник этот был со стажем, и как принято здесь говорить, таежник был битый.
2.
Забирали мы его с самого последнего участка. Техника не могла пробиться к его угодьям и в лучшее время, а в ту зиму, и подавно. Поэтому шли к условленному месту. Охотник заранее сносил туда вещи и в нужный день вышел на встречу техники.
Угодья назывались Кара-пила. Место считалось не удачным для организации промыслового участка и заслуженно пользовалось дурной славой . Шелехов там стоял семнадцатый сезон. Все семнадцать сезонов один. Только он и его маленькая собачка по кличке Шелти со стоячими ушками и похожая на лисичку. Добывал в основном пушнину: соболя. Соболь на его участке был славный. Под Кара-пилой попадались редкие черно-седые коты. И это все знали. Ловил рыся, при необходимости добывал медведя, но специально его не стрелял. Говорил, что они умеют договариваться. Отстаивался у него и копытный зверь. Но желающих на его на его участок, все равно не было. Только один Сережа. Мы помогли ему скидать вещи в машину и тронулись. В машине было уже шумно. Все тут же принялись над ним подтрунивать и подшучивать. Дескать, совсем парень одурел от одиночества. Мало того, что один, так еще и в таком дурном месте. А он, возьми да и скажи, что он там не один и ему есть с кем поговорить. Сначала наступила тишина, охотник-мужик суеверный. Но разговор перевели на медведей, его коллег, и снова раздался хохот. Вот так весело и дружно мы въехали в деревню. Выгружались по очереди. Кто-то наметил баньку, кто-то Маньку, кто-то домашние пироги. Когда выгружали Сережу, я у него спросил.
- А что, это, насчет того, что ты не один. И тебе есть с кем поговорить, а? Серьезно?
- Да. А ты не веришь?
- Да нет, верю, только хотелось бы узнать, с кем. Увидеть.
- А хочешь? - спросил Сережа.
- Хочу, - ответил я.
- Так я тебя позову, как-нибудь, - сказал Сережа и улыбнулся.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
А сейчас, я ехал на встречу. С кем и куда, не знал сам. В общем, Сережа позвал, как и обещал.
3.
В райцентр я приехал вечером, поймал машину и выехал в деревню. Добрались затемно. Глухая таежная деревня встретила меня полуобморочной тишиной. Я подходил к дому Степана и отбивался от собак, которые, как змеи, выбрасывались из подворотен, шипя и скалясь. На крылечке загорелся фонарь и вышел Степан. Шестидесяти семи летний холостяк, крепкий телом и головой, носил кличку, согласно фамилии - Орех. Степа заулыбался, мы обнялись и прошли в дом. Сели у печи, закурили.
Орешкин давно жил один. Хозяйство у него было очень скромное, но было. В тайгу удавалось выбраться, когда приезжала сестра, а так все дома, топил, сеял, косил.
- Как ты, Степа? - спросил я.
- Нормально. Дрова, сено, картошек накопал, бычка вот, зарезал. В общем, как говорится, вошел в зиму.
- Зять - то, приезжает, помогает? - пытал я Степу, заранее зная ответ.
- А то? Как же. Приезжает, помогает. Сам- то я, один, бычка не поем. Помогает.
Степа неожиданно повернулся.
- За конем пришел?
- Да, Шелехов сказал, что дашь коня и соберешь в тайгу.
- Я все собрал, что тебе нужно. Когда поедешь?
- С утра, - ответил я.
Ну…, я так и думал, - Степан решительно встал.
- Винтовку мою возьмешь, или со свом пойдешь? - спросил Степан.
- Со своим, - ответил я.
Степан вышел и быстро вернулся. Развернул сверток и поставил мой СКС у печки. Потом подошел и внимательно посмотрел на меня.
- Ты что, Орех?
- Не ходи туда. Не надо тебе туда ходить ,- Степан участливо закачал головой.
- Брось, Степа, - я взял старого бродягу за плечо, за Зайчика боишься, зря, ничего с твоим лашпаком не случится.
- Господь с тобой, - не в коне дело. Просто не нужно тебе туда. Не ходят там нормальное люди, худое место. Ты же сам знаешь.
Степан начал переставлять вещи с места на место.
4.
А Шелехов, что, по-твоему, ненормальный? - спросил я Степана.
- Да, ненормальный. И отец был у него ненормальный, февралем звали. Потому, как не хватало. И мать его, кто трезвый, стороной обходит.
- Ну, положим, мать его я хорошо знаю, - возразил я. И что? Людей лечит. Ходят слухи, что она ведьма. Что глаз у нее дурной. Что нельзя ей смотреть на детей малых и на скотину чужую. Так она и не лезет ни к кому. В затворе живет. Но когда худо, ведь к ней идут, не смотря на глаз ее, ведь лечит? И ты, Степа, забыл, как у нее на ведре с копытами сидел? Забыл, кто тебе геморрой вылечил? А я вот, помню, как ты из тайги на Зайчике лежа ехал.
- Да, лечит, а потом снова калечит. Сына-то своего, что вылечить-то не может? А?
Я знал, что у Сережи больные легкие. Давно застудил. Зимой искупался в реке, что ли?
- А говорят, что такие люди не могут свою родову лечить, только чужих лечат.
- Ладно, Степа, за мать Сережину, говорить не будем. Я ее сам знаю. Сам на тех ведрах сидел. А отца, почему февралем звали?
- Не хватало у него, как у февраля. Только у одного дней, а у другого мозгов, - Степа замялся. Странный он был. С Сережей хоть какая – некая, а собачка живет. А того даже кобели стороной оббегали. Столб нюхать боялись, на который он мочился. Охотился всегда один. Еще дальше, чем сын. В лицо, конечно, никто не называл, но февраль, но он и есть февраль.
Я знал, по слухам, что воевал, ранен был. По ранению пришел домой. Потом работал всю жизнь в лесу.
За разговором сборы закончились.
- Степа, как заходить лучше? Что вода, как дорога?
- Пойдешь тайгой, - отрезал Степан.
5.
Так, я мысленно представлял, как буду идти тайгой, а не дорогой. Нужно переправиться через реку. Она не замерзла. Плюс с десяток проток в пойме. Брода я не знал.
- А тебе и надо брод знать, - читая мои мысли, сказал Степа. Заяц все знает. Он и проведет. Подъедешь к броду, брось поводья и держись за луку крепче. Он на выходе рвануть может.
Степа достал с печи старый плакат с призывом защитить себя прививкой от клещевого энцефалита, перевернул его, взял карандаш, и, подумав секунду, ткнул пальцем в дальнюю стену хаты.
- Кара-пила там. Сориентировал стол, постелил плакат, нарисовал в правом нижнем углу собачью будку и приписал, «Наш дом».
Наступило одно из самых любимых занятий охотников – рисование карты и прокладывание маршрута.
Он живет в каждом охотнике и каждом таежном бродяге, он бередит душу и воспаляет воображение, он заставляет сбивать ноги и натирать лямками плечи, заставляет горько сожалеть и безумно радоваться жизни. И имя ему – «черный геодезист» !!
Степа раздувал щеки и разводил руки. Рисовал на карте огромные круги и стрелы. Присев, под что – то проползал, и втянув живот, протискивался во что – то узкое. Я смотрел завороженный на это действо и не верил, что в шестьдесят семь лет можно так увлеченно водить по пыльному плакату пальцем.
- Все понял, - выдохнул Степан?
- Нет.
- А я кому рисовал, - Степан ткнул пальцем в абракадабру?
- Где плотбище, - спросил я?
- Туут, - радостно ответил Степан и приложил к своей карте, ржавый, размером в половину спичечного коробка, ноготь.
- А изба в «Убитом»?
- Тууут, - еще радостнее ответил Степан.
- Обратно реку буду переходить у «Горелого»?
- Да.
- А от брода, если к избе Шелехова держать, Кара-пилу видно?
- В хорошую погоду видно.
- А затянет?
- Держи северо - восток, а как зайдешь в ключ, Зайчик сам поведет. Он не раз был на том зимовье, приведет.
- Завтра я заночую в урочище, - продолжал я пытать Степу.
- Да.
- А послезавтра?
- А послезавтра, поздно ночью, ты должен быть у Сережи.
- Вот ты загадал. Тайга! Как таежный дух впустит еще….
- А я не гадал. Мы так решили с Сережей, рассчитали.
Я улыбнулся Степану, и мы вышли покурить.
- Ну, раз так решили, значит, так тому и быть. А Зайчик выстрела боится? - спросил я.
- Нет, винтовку хоть между ухов клади, даром, что Зайцем назвали.
Я приставил к выходу карабин и понягу. Легли спать, а выезд наметили в шесть.
Утром Степа мне напомнил, чтобы не начудить на броде, не трогать Зайчика, он все сделает сам. Мы попрощались.
Так и вышло. Зайчик все сделал сам. И на второй день, уже поздно ночью, нас веселым лаем встретила Шелти. Зафыркала кобыла под навесом, из трубы снопом полетели искры. Сережа подбросил дров.
6.
Я подал хозяину карабин и слез с коня. Поздоровались. Сережа разбирал коня и снимал торока. Я разминал хрустящие ноги. Задали Зайчику корм и вошли в избу. Сережа махнул рукой на левую от дверей сторону. Я принялся свешивать на «свои» гвозди вещи и размещаться на «своих» нарах.
Умылся, взъерошил волосы и поставил на стол подарочек. Бутылку водочки в стекле. Сережа водил ложкой в бачке.
- Язык отварил для гостя и гречки напарил с жиром, будешь? - спросил Сережа.
- А то? Кто же откажется от такого угощения?
- Ну и хорошо.
Хозяин делово разложил я зык по чашкам, а гречку поставил на середину стола в бачке.
Мы выпили. Захмелев и распарившись, я и забыл, зачем ехал. Да и спрашивать не прилично, хозяин сам скажет, когда нужно будет. Судачили о моей дороге, о нынешнем сезоне, о проблемах в мировой экономике. На печке зашипела вода. Подошел пятилитровый чайник.
- Будем пить чай, - сказал Сережа и всыпал горсть заварки в чайник.
7.
Сережа разлил чай по кружкам.
- Малину любишь? - спросил он.
- Да, - ответил я.
Сережа поставил на стол чашку с малиной.
- Я тоже малину люблю, угощайся, - и он придвинул ко мне чашку.
На меня смотрел викинг с голубыми, детскими глазами и улыбался.
Я перевел взгляд с малины на него. Зимой на столе стояла чашка свежей малины, с ворсинками, совершенно живая и пахла июльским, таежным зноем.
- Откуда свежая ягода зимой.
- Эйры сегодня принесли, угостили.
У меня пересохло в горле и задрожали губы.
- Какие Эйры?
Ты забыл? Я же говорил тебе, что живу не совсем один. Ты хотел посмотреть. Вот я тебя и позвал. А ты молодец, приехал.
Я пил чай с малиной и думал, какой я молодец. Мне и присниться не могло, что события будут развиваться таким образом. Степа Орех отговаривал ехать. Слухи ходили, что Кара-пила дурное место.
Допили чай. Закурили.
- Завтра утром я тебе все покажу, - сказал Сережа.
- А вечером сегодня можно, - предложил я, решив, что лучше уж отмучиться сразу.
- Утром.
- Хорошо, - я обреченно кивнул.
8.
Спал я на удивление хорошо. Но мысль, что у Степана Шелехова не все дома, меня не покидала.
Утром вышел на улицу и заметил, что заметно похолодало. До того, на редкость мягкая и теплая зима, начинала забирать свое. Хорошо и плотно завтракали. Долго пили чай. Маленькая Шелти играла на улице с конем. Зайчик пугал ее, а она пугала Зайчика. Зайчик боялся и убегал. А она догоняла.
- Сережа, а кто они?
- Да такие же, как ты и я. Люди.
- А ты их давно знаешь?
- Я нет. Они меня давно. С ними отец долго жил, их тогда много было. Сейчас осталось мало.
- А где они живут, - не унимался я.
- Зимой в пещерах под пилой. Лето на озеринке стояли, в горах.
Мы ехали к подножию Кара-пилы верхами и я пытал Сергея. Он мне рассказывал про жизнь непонятных мне людей, про их быт, болезни, проблемы. Я слушал, смотрел на этого человека, и не мог понять, в здравом он уме, или нет. И все больше и больше приходил к мысли, что не знаю. Одно мне было ясно точно, что в деревне он, безусловно, был не «своим».
Трудно таким людям быть понятыми и принятыми в мирской суете.
9.
От неожиданности я чуть не вылетел из седла. Зайчик захрапел и приседая на задние ноги, начал сдавать назад.
- Тпрууууу, - Сережа схватил коня за узду.
Спешились.
- Дальше кони не пойдут, - сказал Сережа. По Зайчику шла мелкая дрожь. А тропа, ведущая к подножию Кара-пилы, сужалась.
- Тихо Заяц, - я поглаживал коня. Дрожь проходила.
Мы привязали коней под елкой и пошли пешком. Шелти осталась.
В самом ущелье было тихо, а над пилой ветер сочинял свои гимны.
- Что это? - спросил я, показывая на скелет марала.
- Кости.
Скелет был полностью в сборе и был абсолютно свежим. Создавалось впечатление, что он из зоологического музея, и, если бы я не отличал настоящих, живых костей, от пластиковых, я бы так и подумал. На костях не было ни одного кусочка мяса, ни одной жилки, ни одной кровинки. Как будто неведомая сила вытряхнула кости из плоти. Глазами я видел картинку, видел застывшую хвоинку в зубах животного, а вот ум, отказывался это принимать. Мне вспомнилась детская игрушка. На подставке с пятачком внизу, стояла коровка. Нажимая на пятачок, коровка складывалась и падала. Отпустищь клавишу - коровка поднималась. Скелет мне напомнил эту сложившуюся коровку.
- А почему они так? Целиком лежат? В сборе?
- Я не знаю, они всегда так делают.
Да-а-а, и ворон нет. Оно и понятно, им тут делать нечего.
Сережа мне показывал небольшое озерко в разложине и рассказывал, как здесь летом стояли Эйры. Я смотрел сверху и слушал. Мне представилась картина, как у зелено-голубого озерка ходят люди, дымят костры и вялится рыба. Воображение рисовало лики и облики.
- Идем, - чья-то рука легла мне на плечо. Я медленно обернулся.
- Пора уже, - сказал Сережа. Поздно.
Мы пошли обратно. Вниз.
- А где…
- Не знаю. Может быть, заняты чем, а может быть не захотели придти.
- Может меня не захотели видеть?
- Нет, не думаю.
10.
Весь вечер мы собирались. Нужно было закрывать избу и выходить в деревню. Мои руки и мой конь, в этом деле были не лишними. Утром убрали остатки на лабаз, попросили у доброго таежного духа выпустить нас из тайги и выехали. Кара-пила постепенно становилась все меньше и меньше, и вскоре, вовсе скрылась в облачной дымке.
Много за ту дорогу я услышал интересного, а главное почувствовал. Сережа оказался прекрасным рассказчиком и хорошим собеседником. Он отлично ходил, ориентировался, и, находясь с ним рядом, быстро понимаешь, кто в этой стае матерый, а кто переярок. С таким поводырем можно было ходить слепому. Я смотрел на эту грубоватую картину с неяркими красками в простенькой раме и видел за ее мазками тонкий и нежный, как батист, холст…
Мы стояли у «Пазика». Сережа меня провожал. Докуривали.
- А ведь Эйров нет, - сказал улыбаясь Сережа, а?
- Нет, - ответил я, они есть, просто их не все видят и они не всем показываются.
- Ты их увидишь.
Сергей пожал мне руку и попросил повернуться. Я повернулся.
- Это тебе подарочек,- сказал Сережа и засунул мне сверток в поняжку.
Дома я обнаружил в свертке два черных соболя. Это были соболя с Кара-пилы.
11.
В марте мне пришло от Степана письмо. В письме Степа писал, что зимой Сережа умер. Легкие были больные. Далее, просил приехать и сходить на Кара-пилу. Забрать с избы капканы и еще что-то, в письме Степан не писал, что, но я знал: Сережину винтовку. Степан обещал меня подождать внизу и помочь мне все вывезти.
В мае я приехал в деревню и сразу пошел на кладбище. Шел и вспоминал Сережу. Перед воротами столкнулся с двумя стариками. Я их не знал. Мы встретились взглядами и разошлись. Странные, лица суровые, а глаза, как у детей.
Я быстро нашел могильный холмик с крестом и табличкой. На табличке было написано, Сергей Шелехов и стояло две даты. На холмике лежал букет свежих цветков и пластина бересты. На бересте стояла чашечка свежей малины.
19.01.2011г.
Petr…sh
)...
