- С нами с
- 21/02/07
- Постов
- 236
- Оценка
- 218
- Живу в:
- Санкт-Петербург
- Для знакомых
- Глеб
- Охочусь с
- 2007
- Оружие
- Иж-43
- Собака(ки)
- Нет
Оставив машину, с добротной накатанной грунтовки я свернул налево, проскочил неглубокую придорожную канаву и ступил в лес, на широкую, вырубленную некогда под линию электропередач, но уже порядком подзаросшую мелким ивняком и кустарником просеку.
Прошлогодняя листва и сухие веточки негромко похрустывали под ногами, а вокруг наполняла предвечерний воздух вся та удивительная гамма самых различных звуков, которая сливается в единую, поразительно гармоничную и неповторимую музыкальную ткань, подобную звучанию оркестра, только вечером и только в весеннем лесу. Это то удивительное, короткое и потому особенно прекрасное время, когда деревья еще укутаны волшебным, прозрачно-зеленоватым маревом только проклевывающихся листиков. У каждого времени года своя красота и своя музыка. Весна это Симфония….
Вот взял гудящую басовую ноту крупный мохнатый черно-рыжий шмель, и, исполненный собственного достоинства, неторопливо потянул вдоль просеки. В лесной подстилке, среди мха и низкого древесного подроста деловито суетилась и шуршала очнувшаяся, наконец, от порядком затянувшейся зимы лесная жизнь.
Справа, за заросшей низинкой, протяжно и задумчиво проворковал вяхирь, а где-то впереди, словно ответив ему, рассек воздух звенящим блеяньем бекас. Плюхаясь в неглубокой луже, заливались довольным любовным кваканьем лягушки.
Глянул на часы. Серебристый металл стрелок рассек темный круг циферблата равной горизонтальной линией. Четверть десятого. Порядок, успеваю. Впереди уже знакомо журчал проснувшийся ручеек, переливы которого мягко, но настойчиво вплетались в мелодию леса. Вот ельничек на взгорке, за ним – небольшой завал, подболоченная низина, и огромная, почти в два обхвата, повалившаяся осина поперек просеки. Еще несколько минут, и тропа упирается в небольшую полянку, окруженную редкими елями и невысоким ольшаником, застеленную зеленым мхом и ковром белых ветрениц, уже закрывающих на ночь свои нежные лепестки. Ну, вот и все. Пришел.
В сотне метров впереди лес заканчивался, подступая к краю широкого поля, за которым сейчас дотлевал бликами багрового и алого в разводах желтого и оранжевого закат, хранивший последние отблески дня. А с другой стороны, над лесом и просекой, небо уже обретало особенный, магический нефритовый цвет, сливающийся из таинственных оттенков серого, зеленого и голубого. Неспеша собираю ружье; приятно холодит пальцы вороненый металл. С шелестящим мягким щелчком скользнули в стволы патроны с «семеркой». Вот тонко и настырно зазвенел перед самым лицом, и тут же закончил свою короткую жизнь в сжавшейся руке по-весеннему медлительный комар. Из предусмотрительно захваченной с собой бутылочки делаю несколько глотков прохладного березового сока, собранного еще поутру. Прозрачная и чуть сладковатая, живая влага с ароматом Весны расслабляет и успокаивает. Теперь можно никуда не спешить.
Сажусь на низенький, уже изрядно замшелый, едва торчащий из земли пенек, и почти сразу окунаюсь в наступающий прилив лесных звуков, ярких, острых и по-весеннему восторженных. Симфония немедленно накатывает на меня. Она вокруг. Она везде. Настойчивым и резким чоканьем выходят на первый план со своим соло дрозды-рябинники. В ответ им вновь заблеял барашком бекас, а вокруг, в ветвях деревьев, в кустах и подлеске, тенькали и щелкали, свистели, щебетали и мурлыкали, заливисто выплескивая свою страсть к жизни в теплоту весеннего вечера, подобные флейтам-пикколо, бесчисленные зяблики и зарянки, славки и пеночки. Откуда-то сверху включились ударные – рассыпалась по лесу сухая барабанная дробь дятла…
И, вот оно, вступает, наконец, главная для меня сегодня партия! «Хрр – хрр…». Низко, и, казалось бы, негромко, но в то же время легко перекрывая гомон певчих птиц, вплетается в ткань Симфонии призыв летящего вальдшнепа. Он проходит над деревьями, медленно, темным силуэтом, сильно правее моей поляны, и, протянув в сторону поля, исчезает из виду.
Взгляд на часы – без пяти десять. Началось.
Слух обостряется, и буквально тут же вновь улавливает вальдшнепиную ноту. Кулик опять тянет правее, по маршруту первого, но внезапно поворачивает почти на девяносто градусов и устремляется к поляне. Быстро вскидываюсь, и выстрел, конечно, выходит адреналиновым, поспешным и позорно неточным. Вальдшнеп, целый и невредимый, мгновенно скрывается за деревьями.
Присаживаюсь и перезаряжаюсь, вновь окунаясь в волны непрерывной лесной Симфонии. Ноздри слегка щекочет кисловатый запах пороха. Вот снова захоркал лесной кулик, на этот раз слева, но далеко, далеко… Время, казалось, непонятным образом изменило свое течение, странно размылось в потоке лесных звуков. Я совсем не чувствовал, сколько же времени прошло между первым и третьим пролетом. Впрочем, это и не казалось важным.
Потревоженные, казалось бы, выстрелом птахи, почти сразу вступили вновь. Они будто с утроенной энергией провожали последние вечерние минуты, заходясь в неописуемом грандиозном крещендо. Симфония достигла своей кульминации, своего апогея.
«Хрр – хрр… Цвик!» Даже сквозь достигшие в этот момент своего фортиссимо птичьи трели я легко услышал его. Поразительно, как эти два удивительно музыкальных, но в то же время столь разных, почти противоположных по своей тональности звука – низкое, почти утробное хорканье, и звонкое, высокое цвиканье объединяются в песне одного исполнителя, лесного кулика, вальдшнепа.
Вальдшнеп налетал слева, со стороны поля, и тянул над невысоким редким ольшаником прямо на меня. Выстрел, подобно внезапному грому литавр взорвавший Симфонию изнутри, встретил его прямо передо мной. Это было почти невозможно, невероятно, но я снова промахнулся. Кулик сделал в воздухе сложный маневр, резко крутанулся, и, увеличив скорость чуть ли не втрое, понесся вдоль поляны, быстро увеличивая дистанцию между нами и набирая высоту. Я в этот момент не видел уже ничего, кроме черного стремительного силуэта вальдшнепа, и мушки, выхватывающей его в нефритовом небе. Хлестко ударил в угон, почти на предельной дистанции, второй выстрел, «семеркой» из левого ствола. Вальдшнеп, вдруг разом подломившись в полете, несколько раз перевернулся в воздухе, и упал в залитый уже чернеющими тенями наступающей ночи лесной подлесок. Птицу, лежащую среди белых бутонов ветрениц, я нашел сразу.
А потом на лес плавно опустилась темнота. Птичьи голоса сделались словно бы глуше, и понемногу начали примолкать. Была окончена Симфония и завершена тяга. Было время уходить.
По ночному уже, но все равно знакомому лесу, я вышел к дороге и машине. Неспеша, по грунтовкам, до дома добрался к полуночи. Заглушив мотор, вышел из машины под темное звездное небо. В ушах все еще стояло многоголосие Симфонии весеннего леса, а перед глазами плыли в сумерках над ольшаником темные силуэты вальдшнепов….
Отчет получился несколько запоздалым, не вышло написать сразу, по горячим следам. Охотился в Лужском районе, под самое закрытие. Большое спасибо всем, кто осилил до конца.
Ну и несколько фото:
Подсочка. Сбор березового сока.
Собственно вальдшнеп, на фоне ветрениц. Снимал, естественно, уже с утра.
Прошлогодняя листва и сухие веточки негромко похрустывали под ногами, а вокруг наполняла предвечерний воздух вся та удивительная гамма самых различных звуков, которая сливается в единую, поразительно гармоничную и неповторимую музыкальную ткань, подобную звучанию оркестра, только вечером и только в весеннем лесу. Это то удивительное, короткое и потому особенно прекрасное время, когда деревья еще укутаны волшебным, прозрачно-зеленоватым маревом только проклевывающихся листиков. У каждого времени года своя красота и своя музыка. Весна это Симфония….
Вот взял гудящую басовую ноту крупный мохнатый черно-рыжий шмель, и, исполненный собственного достоинства, неторопливо потянул вдоль просеки. В лесной подстилке, среди мха и низкого древесного подроста деловито суетилась и шуршала очнувшаяся, наконец, от порядком затянувшейся зимы лесная жизнь.
Справа, за заросшей низинкой, протяжно и задумчиво проворковал вяхирь, а где-то впереди, словно ответив ему, рассек воздух звенящим блеяньем бекас. Плюхаясь в неглубокой луже, заливались довольным любовным кваканьем лягушки.
Глянул на часы. Серебристый металл стрелок рассек темный круг циферблата равной горизонтальной линией. Четверть десятого. Порядок, успеваю. Впереди уже знакомо журчал проснувшийся ручеек, переливы которого мягко, но настойчиво вплетались в мелодию леса. Вот ельничек на взгорке, за ним – небольшой завал, подболоченная низина, и огромная, почти в два обхвата, повалившаяся осина поперек просеки. Еще несколько минут, и тропа упирается в небольшую полянку, окруженную редкими елями и невысоким ольшаником, застеленную зеленым мхом и ковром белых ветрениц, уже закрывающих на ночь свои нежные лепестки. Ну, вот и все. Пришел.
В сотне метров впереди лес заканчивался, подступая к краю широкого поля, за которым сейчас дотлевал бликами багрового и алого в разводах желтого и оранжевого закат, хранивший последние отблески дня. А с другой стороны, над лесом и просекой, небо уже обретало особенный, магический нефритовый цвет, сливающийся из таинственных оттенков серого, зеленого и голубого. Неспеша собираю ружье; приятно холодит пальцы вороненый металл. С шелестящим мягким щелчком скользнули в стволы патроны с «семеркой». Вот тонко и настырно зазвенел перед самым лицом, и тут же закончил свою короткую жизнь в сжавшейся руке по-весеннему медлительный комар. Из предусмотрительно захваченной с собой бутылочки делаю несколько глотков прохладного березового сока, собранного еще поутру. Прозрачная и чуть сладковатая, живая влага с ароматом Весны расслабляет и успокаивает. Теперь можно никуда не спешить.
Сажусь на низенький, уже изрядно замшелый, едва торчащий из земли пенек, и почти сразу окунаюсь в наступающий прилив лесных звуков, ярких, острых и по-весеннему восторженных. Симфония немедленно накатывает на меня. Она вокруг. Она везде. Настойчивым и резким чоканьем выходят на первый план со своим соло дрозды-рябинники. В ответ им вновь заблеял барашком бекас, а вокруг, в ветвях деревьев, в кустах и подлеске, тенькали и щелкали, свистели, щебетали и мурлыкали, заливисто выплескивая свою страсть к жизни в теплоту весеннего вечера, подобные флейтам-пикколо, бесчисленные зяблики и зарянки, славки и пеночки. Откуда-то сверху включились ударные – рассыпалась по лесу сухая барабанная дробь дятла…
И, вот оно, вступает, наконец, главная для меня сегодня партия! «Хрр – хрр…». Низко, и, казалось бы, негромко, но в то же время легко перекрывая гомон певчих птиц, вплетается в ткань Симфонии призыв летящего вальдшнепа. Он проходит над деревьями, медленно, темным силуэтом, сильно правее моей поляны, и, протянув в сторону поля, исчезает из виду.
Взгляд на часы – без пяти десять. Началось.
Слух обостряется, и буквально тут же вновь улавливает вальдшнепиную ноту. Кулик опять тянет правее, по маршруту первого, но внезапно поворачивает почти на девяносто градусов и устремляется к поляне. Быстро вскидываюсь, и выстрел, конечно, выходит адреналиновым, поспешным и позорно неточным. Вальдшнеп, целый и невредимый, мгновенно скрывается за деревьями.
Присаживаюсь и перезаряжаюсь, вновь окунаясь в волны непрерывной лесной Симфонии. Ноздри слегка щекочет кисловатый запах пороха. Вот снова захоркал лесной кулик, на этот раз слева, но далеко, далеко… Время, казалось, непонятным образом изменило свое течение, странно размылось в потоке лесных звуков. Я совсем не чувствовал, сколько же времени прошло между первым и третьим пролетом. Впрочем, это и не казалось важным.
Потревоженные, казалось бы, выстрелом птахи, почти сразу вступили вновь. Они будто с утроенной энергией провожали последние вечерние минуты, заходясь в неописуемом грандиозном крещендо. Симфония достигла своей кульминации, своего апогея.
«Хрр – хрр… Цвик!» Даже сквозь достигшие в этот момент своего фортиссимо птичьи трели я легко услышал его. Поразительно, как эти два удивительно музыкальных, но в то же время столь разных, почти противоположных по своей тональности звука – низкое, почти утробное хорканье, и звонкое, высокое цвиканье объединяются в песне одного исполнителя, лесного кулика, вальдшнепа.
Вальдшнеп налетал слева, со стороны поля, и тянул над невысоким редким ольшаником прямо на меня. Выстрел, подобно внезапному грому литавр взорвавший Симфонию изнутри, встретил его прямо передо мной. Это было почти невозможно, невероятно, но я снова промахнулся. Кулик сделал в воздухе сложный маневр, резко крутанулся, и, увеличив скорость чуть ли не втрое, понесся вдоль поляны, быстро увеличивая дистанцию между нами и набирая высоту. Я в этот момент не видел уже ничего, кроме черного стремительного силуэта вальдшнепа, и мушки, выхватывающей его в нефритовом небе. Хлестко ударил в угон, почти на предельной дистанции, второй выстрел, «семеркой» из левого ствола. Вальдшнеп, вдруг разом подломившись в полете, несколько раз перевернулся в воздухе, и упал в залитый уже чернеющими тенями наступающей ночи лесной подлесок. Птицу, лежащую среди белых бутонов ветрениц, я нашел сразу.
А потом на лес плавно опустилась темнота. Птичьи голоса сделались словно бы глуше, и понемногу начали примолкать. Была окончена Симфония и завершена тяга. Было время уходить.
По ночному уже, но все равно знакомому лесу, я вышел к дороге и машине. Неспеша, по грунтовкам, до дома добрался к полуночи. Заглушив мотор, вышел из машины под темное звездное небо. В ушах все еще стояло многоголосие Симфонии весеннего леса, а перед глазами плыли в сумерках над ольшаником темные силуэты вальдшнепов….
Отчет получился несколько запоздалым, не вышло написать сразу, по горячим следам. Охотился в Лужском районе, под самое закрытие. Большое спасибо всем, кто осилил до конца.
Ну и несколько фото:
Подсочка. Сбор березового сока.
Собственно вальдшнеп, на фоне ветрениц. Снимал, естественно, уже с утра.
Тут и не все фотки смогут передать всего описанного Вами. Пишите еще, пишите в журналы,газеты там. Талант у Вас!
