Горемыка.

Предисловие.
Примерно 2-3 марта мне приснился сон. Довольно интересный как будто я стою у бочки с квасом, пью его, вокруг меня люди … Всего точно не помню, но проснулся от того, что все было очень забавно. Время 01-50 я запомнил совершенно точно, поскольку напротив моего дома, на другой стороне Москвы-реки московское Сити. На одной из башен огромной бегущей строкой показывается время. Сел на кровати и думаю, надо записать, уж больно забавно. Но почерк у меня такой, что и криптограф не разберет. Ноутбук, где составляю фильм о декабрьской охоте в Тверской области, не хочу трогать, не дай Бог, что слетит. И вспоминаю, что еще старенький, резервный ноутбук у меня в другой комнате. Включил его и до 04-55 сделал первые наброски этого, с позволения сказать, рассказа. Относились они именно к «квасу». Но, потом, в процессе работы, на эту бочку, как на новогоднюю ёлку игрушки, нанизывалось все остальное, что и представляю на Ваш благосклонный суд. Надо сказать, что многие события указанные в «Горемыке» в той или иной степени имели место, даже бабушка с котом. Приведенная цитата из «Крокодила» была на самом деле. Она мне так понравилась, что запомнил ее дословно. Много биографичного, личного, хотя бы та же кухня или Новгородская область. Но, конечно, есть и вымысел. И, может быть, кому-то будет приятно окунуться в мираж давно минувшей эпохи. Действующие лица - кто, слава Богу, ныне живы, а кто, время не удержишь в узде, уже в стране вечной охоты.



Посвящается памяти моих сотоварищей.

Горемыка
Прошлым летом, в конце августа, он приехал погостить к своему приятелю в деревню, где, почти краю единственной улицы, стоял его дом. Там была кухня и две комнаты - одна большая, вторая поменьше, с камином, хотя и
1

простеньким, но очень складным и уютным. Хозяин, Володя, уже в приличном возрасте, был гостеприимен, для своих лет подтянут. Помимо этого, он добытчик, охотник. Его вторая половина Алина, или как любя называл ее Алиночка - очаровательная женщина, возраст которой едва перевалил на 20, очень симпатичная, и сынок в полтора года, крещённый Владимиром. Обед накрыли на веранде, окна которой были завешаны легким, почти невесомым тюлем, совсем не закрывавшим свет и обзор на обширное поле. Когда то оно засеивалось пшеницей, кукурузой, подсолнечником. Но за последние годы, да пожалуй, уже десятилетия, потихоньку превращалось в заросшую осинником, березой, мелким кустарником пустошь. Приятель шутил, что еще немного и лосей можно будет стрелять из окна бани. Стол, мощный и красивый, когда то сделанным им самим, был украшен незатейливым букетом из полевых цветов. Среди ромашек, этих маленьких, милых сердцу, солнышек русского раздолья, выделялись высокие фиолетово-синие, независимые своей грациозностью, колокольчики. Казалось, дотронься до них, и вся веранда наполнится хрустальным, сказочно мелодичным звоном. Скромный, но очень вкусный обед представлял всего два блюда, не считая легкого салата из свежих овощей. На первое была прекрасная окрошка, на второе отварная картошка с фирменными, лично приготовленными, котлетами из лосятины. Много лет назад на приготовление таких же котлет он как – то раз и попал…
Возвращаясь домой зимним вьюжным вечером, решил по дороге заехать к Володе на чаек. Остановив свой Москвичёнок около телефона - автомата, он еще некоторое время просидел в машине, поскольку своего звонка с нетерпением, жавшись от пронизывающего ветра, ждала еще пара мужчин. Было преддверие нового 1966 года. Вокруг сновали прохожие кто с ёлками, порой напоминающими скелеты селедки, после разделки на «под шубу», кто с авоськами набитыми разной снедью. Среди нее выделялись оранжевые апельсины из Марокко, недавно он прочел эту повесть. Они, как спасательные буи на морских волнах вдоль побережья ялтинского пляжа, выделялись среди всего этого черно-серо-бурового движения людей, порой напоминающих представление в театре теней. Наконец-то он открыл скрипучую дверь заветной будки. Лампочка в потолке не горела, но освещения от витрин гастронома, рядом с которым она находилась, вполне было достаточно. Редкие новогодние гирлянды и игрушки украшали
2

колбасы, сигареты, конфеты, консервы и прочее, выставленное для обозрения за широкими стеклами витрин. На большие праздники ассортимент магазинов всегда пополнялся. Вот и в этот раз, посередине всегдашних бычков в томатном соусе и шпрот высились, выстроенные пирамидой, банки с крабами. Ватный Дед Мороз, около которого сновали плюшевый мишка, заяц, белка и ежик, держал в руках мешок с подарками. В его полураскрытом чреве виднелись баранки, мандарины, шоколадки и еще какие-то сладости. Снегурочка с косой, похоже, сделанной из мочалки, фривольно перекинутой через плечё и оттенявшей вполне взрослое тело, скромно потупив взгляд, смотрела на ежика, думая очевидно о чем-то о своем, о девичьем. Достав из кармана, такого же как у всех остальных серого драпового пальто, кошелек, открыл клапан, закрывавший отделение с копейками, пятаками, трешниками. Отыскав среди разнообразной мелочи необходимые две копейки, опустил эту кругляшку в прорезь корпуса аппарата. Металлическая трубка, успевшая похолодеть от тепла предыдущего уха, призывно загудела. Диск, несколько раз прошипев после набранных цифр, замер и послышались сигналы вызова. Внутри что-то брякнуло, дзинькнуло, двушка провалилась в копилку, и он услышал знакомое «Алле». После коротких приветствий и приглашения на чашку чая, пожелав следующей стоящей в очереди женщине, довольно миловидной, как он успел заметить, счастливого Нового Года, прыгнул в машину. Двигатель не глушил, поскольку аккумулятор за последнее время стал вести себя очень капризно, а новый купить, нет, достать…. О, это было, почти так же сложно, как с ним за спиной забраться на Эверест. Дорога была заметена свежи впавшим снегом и, стараясь не влипнуть в эти праздничные дни в неприятность с ГАИ, ехал медленно и аккуратно. По радио «Маяк» из хриплого динамика, установленного где-то в районе спидометра, транслировал концерт зарубежной эстрады. Как раз звучал «тумба ля нежэ» в исполнении Сальваторе Адамо. Певцы из капиталистических стран, только эпизодически звучал в отечественном эфире. И эта песня как раз подходила под царящую на улице предновогоднюю суету. Он не раз ее слышал. Порой вечерами, придя с работы и поужинав жареной картошкой с треской в маринаде, уходил в свою комнату и включал радиолу «Беларусь». Глазок настройки приемника мерцал зеленым светом, как такси с шашечками на дверях, приглашающее сесть в машину. Стеклянная
3

шкала загоралась заманчивым тускло желтоватым светом, на которой сквозь черноту панели, ступеньки белых буков обозначали Москву, Рим, Варшаву, Стокгольм.… и еще много других городов, порой манящих своими названиями в далекие, жаркие страны. Имея опыт работы с такой техникой, он сделал так, что вполне сносно можно было ловить западные радио волны. От вращения ручки настройки, вертикальная соломинка за стеклом медленно передвигалась от города к городу. Сквозь шуршание, треск, писк, словно задавленной кошкой мыши, прослушивались голоса на непонятных языках. Кроме русской, он не знал другой речи, и с удовольствие внимал музыке, особенно джазу, где ему нравился саксофон и рояль, разным песням на английском, французском и других незнакомых языках. С удовольствием слушал итальянские песни, особенно в исполнении Робертино Лоретти. Его знаменитая «Джамайка», записанная на грампластинках фирмы «Мелодия», в те годы звучала практически из каждого окна. Прослушивал и вражеские голоса «Свободной Европы», «Голоса Америки», «Би-Би-Си». Но глушители работали так добросовестно, что порой улавливались только отдельные фразы.
Дворники едва успевали сметать снег с лобового стекла, а колеса на поворотах, несмотря на опыт вождения, порой занося машину, скользили. Да резину пора менять, подумал он, заезжая через арку во двор дома Володи и едва не чирикнув левым задним крылом о ее стенку. Захватив с собой заранее приготовленные бутылку армянского коньяка три звезды за 4 рубля 12 копеек и лимон, поднялся на 4 этаж сталинского дома.
На кухне, в фирменном фартуке синего цвета, на котором были разбросаны рисунки старинной посуды и пословицы, относящиеся к приготовлению пищи, хозяйничал его приятель. Среди этих фартучных, народных мудростей выделялась одна « Что в печи – на стол мечи». Это говорит о щедрости хозяина, подумал он. На рабочем столе лежал здоровый кусок лосятины, свинина, рыночное копченое сало, копченая им самим на вишневых стружках свиная грудинка. Рядом в миске были замороженные еще с лета белые грибы. В мойке лежал репчатый лук и чеснок. Кусок белого хлеба тоже ждал своей очереди. На другом столе располагалась
4

мясорубка. Большая, старинная, тяжелая медная ступка, купленная его мамой в комиссионном магазине, стояла на подоконнике и выделялась в облачении занавесей золотисто-солнечного цвет с тяжелыми, отдающими бронзой, кистями, как торжественный кубок Дэвиса. Этот знатный кулинар иногда поигрывал в большой теннис. Очень он гордился своими двумя деревянными ракетками «Восток», привезенными им когда-то из Талина. Рядом с «Дзвисом» лежали специи, если можно так назвать два вида горошка и соль. Кухонька было небольшая, как в подобных домах того времени, и пространство приходилось экономить. Обрадовавшись приезду, Володя подрядил его в подмастерья. Вымыв руки и завернув поверх брюк чистое вафельное полотенце, приступил к выполнению обязанностей, а именно чистить лук и чеснок. С тех пор он чистит лук именно так. Дать ему полежать в холодной воде и обязательно оставить хвостик, то есть вершок корнеплода. Как оказалось, держа его в руке, было очень удобно чистить лук и помимо этого не позволяло разлететься до того как нашинковали. Шкурка лука после водной процедуры снималась без труда. Добытчик тем временем порезал лосятину, свинину и сало на кусочки и разложил в отдельные миски. Грудинка была мелка порезана еще раньше, сразу из коптильни. Заметив, что это привлекло внимание, пояснил, что использует ее и для приготовления щей. Когда первое блюдо доходит до готовности в 10-15 минут, добавляет грудинку, что придает щам неповторимый вкус и аромат. Присутствующие за столом, начинают облизывать ложки еще до того как последний кусочек капусты из половника упадет в их тарелку.
Наконец то, все комплектующие были собраны, включая порезанный на кусочки лук, дольки чеснока, треть батона белого хлеба. Правда, до этого это был большой белый сухарь, затем отмоченный в воде. Белые грибы лежали в стороне и ждали своей очереди. И вот началось не иначе как священно действо. В электрическую мясорубку - подарок от знакомого, работавшего за бугром торгпредом, отправлялись лосятина, свинина, сало, грудинка, лук, чеснок, хлеб. При чем, все это закладывалось в разнообразном порядке, мешаясь, в выдавливаемом сквозь сетку, фарше. Дабы не испачкать красивую, кобальтового цвета, скатерть, мясорубка и, напоминавшая барабан на торжественных пионерских смотра, миска стояли на большом жестковском подносе с красивыми роспесными цветами, что ему было очень приятно. Этот поднос, зная хозяйственность приятеля,
5

и, купленный по этому поводу в магазине «Русские сувениры», что находился на том же проспекте, где жил именинник, он подарил в прошлом году на день рождения 11 июня. Володя, с видом фокусника опускающего в свою шляпу зайца и вынимающий после этого букет цветов, закладывал в жерло мясорубки будущие котлеты. При всем этом живо описывал, как они в прошедшую субботу добыли этот трофей. Разгорячившись, Володя, отвлекся от своих кулинарных обязанностей, и продолжил рассказ, в стиле фуршет, уже за рюмкой коньяка.
Михаил, работавший начальником ОБХСС одного из районов, организовал для этого выезда небольшой автобус. Было очень удобно. Заранее, в четверг вечером, автобус объехал всех ребят и собрал одежду и обувь для леса, продукты, в общем, все, кроме оружия. В пятницу осталось только взять с собой стволы и приехать на обозначенное заранее место, где их ждал транспорт. Основной костяк бригады был из 6-7 человек. Состояла она из совершенно разных по своей профессиональной принадлежности людей. Был и такседермист в третьем колене Валера Машатов. Именно он выделывал для всех ребят трофеи их охот. Виктор Матвеевич, известность в мире изучения биологии диких животных, захватил свою знаменитую коптильню, сделанную из медицинского бикса для стерилизации инструментов. Но, не пригодилась. Именно он организовывал нам охоту в Архангельской области на медведя. Отъехали от места сбора часов в 7 вечера. Пазик, довольно вместительный для нашей группы в 7 человек, был ухоженный и хорошо прогретый. На корме лежали все наши рюкзаки и мешки. Туда же мы сложили оружие и прочую охотничью оснастку. Выехав за пределы города, мы устроили предвариловку, как с улыбкой сказал Миша. На ящике из-под тушенки, который оказался в автобусе, в проходе между сиденьями устроили небольшой столик. Покрыв его газетой, разложили колбаску, открыли банку баклажанной икры, кто-то положил порезанное кусками домашнее сало, лучек, хлебушек – ну, в общем, все как всегда. Саша Васильев порадовал нас домашними пирожками из мяса кабана прошлой охоты. Да, еще швейцарский сыр. Он, почему то напомнил фильм с Чарли Чаплином. Его герой работал в ресторане и швейцарский сыр готовил из сыра другого сорта, проделывая в нем дырки с помощью сверла. Небольшие граненые стаканчики, пара вилок, охотничьи ножи завершили сервировку. И вот жестом факира в цирке Шапито, Саша, главный
6

врач одной из больниц, достал из своего портфеля, запотевшую от автобусного тепла, бутылку Старки. Дорожное время за разговорами, планами на охоту, демонстрациями в который раз своих ножей, пролетало незаметно. Имея ориентиры только по населенным пунктам, водитель несколько раз останавливался в попутных деревнях, чтоб узнать направление движения. Дорожных знаков было совсем мало и потеряться в ночи на заснеженных просторах между полями, лесами, ответвлениями дороги было бы не мудрено. Фары выхватывали из ночной тьмы причудливые силуэты строений, кустов, деревьев, а иногда и запоздалых путников. Вдруг впереди, прямо по движению, в свете фар искорками мелькнули чьи-то глаза. Все насторожились. Кабан, лиса, енот… Через несколько секунд оказалось, что это бабушка несет в руках подмышкой кота. Хохот чуть было не раздавил стекла окон нашего транспорта. Движение теней создавало иллюзию, что кто-то сопровождая нас, старается проникнуть в тайну нашей поездки. Два раза мы, вскакивая с сидений, чуть ли не хватались за зачехленное оружие. Один раз прямо около дороги за кустами стояла пара оленей. Сначала увидели светящиеся в непроглядной тьме зеленоватым цветом огоньки. Конечно, мнение у всех единогласное – звери. Водила притормозил, и в придорожном подлеске стояла пара европейских оленей. Один спрятался в густоте веток, а корону второго мы разглядеть все-таки смогли. Красивый олень стоял в готовности сорваться с места в любое мгновение. Медленно проехав мимо, с долей вероятности, предположили, что будущие трофеи остались на месте. Мы бурно осуждали это событие, а Валера заметил, что мог бы получиться отличный муляж. Тут вспомнился обычный его трюк. Бывало так, что наша бригада иногда, к сожалению, соединялась с другой командой. Если из нее кто-то брал трофей и, обращаясь к Валере, хотел заказать муляж, то он всегда говорил. «Язык надо оставить, поскольку по нему определяется готовность головы к процессу такседермии». Мы едва сдерживали улыбки, а народ на это, как говорится, велся. Валера потом в свое удовольствие отваривал язык на своей кухне. Второй раз, минут через пятнадцать - двадцать впереди, метров за сорок, может побольше, дорогу перескочили кабаны. Табунок небольшой, голов 5-7, как успели заметить. Но они, конечно, своей картечи ждать не будут. Наконец- то мы вырулили на лесной проселок, по которому,
7

судя по тракторным следам, ездили совсем недавно. И вот к середине одиннадцатого мы приехали на охотничью базу. Егерь, молодой мужчина, лет 40, заранее знал о нашем приезде. Увидев приближающий свет автомобильных фар, в накинутом на плечи овчинном тулупе, вышел на крыльцо встречать нас. Поздоровавшись, мы вытащили из автобуса свои вещи и занесли их в дом. Уже сняв с себя куртки, бушлаты и поменяв обувь на привезенные с собой домашние тапки, познакомились более близко. Хозяина этой заимки звали Виктором. База представляла из себя деревянный дом, с рублеными в сундук бревнами. Просторный холодный тамбур с пополняемым дровянником и туалетом и другой, поменьше, теплый. Две комнаты для охотников в одной четыре в другой шесть кроватей. Кухня с двумя электрическими плитками для приготовления пищи и холодильником. Питьевая вода в двух бидонах, в которые собирают молоко на фермах. Вода была очень вкусная, настоящая, а не городская, хлорированная. Печка голландка для отопления дома пылала жаром до такой степени, что до ее стенок нельзя было дотронутся даже на долю секунды. Разогретая, она гудела как самолет на взлете, а чугунная варочная плита местами была малинового цвета. Кладка печи из красивого красного кирпича явно сложена недавно и как виделось хорошим мастером. Интерьер украшен чучелами тетерева, глухаря. В углу большой комнаты напротив двери висела голова оленя с роскошной короной, зато в маленькой, на стене, был ковер из кабана, а в другом, углу летала сова, в когтях которой дергался какой-то грызун.
Разойдясь по комнатам и обозначив занятые койки своим оружием поверх одеял, мы собрались в большой комнате, где стоял обеденный стол. Хотя можно было кушать и на кухне, где и решили накрыть поздний ужин. Разложив продукты и поставив на стол целую и початую бутылки водовки , в дороге ограничились бутылкой с хвостиком, решили сначала соблюсти формальности на охоту. Это сэкономит для нас время на утренние сборы и даст лишние пять - десять минут поспать. Виктор взял у нас охотничьи билеты и приступил к оформлению документов. Бумагу, то есть лицензию на взрослого лося, я получил у начальника отдела охоты городского общества охотников и рыболовов Саши Михайлова, с которым был в дружеских отношениях. Поэтому для нашей команды и выделили одно из охотничьих хозяйств с хорошей базой и почти гарантированным успехом. Окончанием
8

этой процедуры были наши подписи в протоколе по технике безопасности. Учитывая поздний час, мы за приезд быстренько приняли по одной, второй и, закусив, легли спать. Но не все. Валера, заядлый картежник, все таки зацепил двоих наших, поиграть. В шутку, в шутку, а за три часа он выиграл у них ружья и патронташи, которые утром лежали около его кровати. В доме было до того жарко, что несмотря на -24 на улице, некоторые из нас накрылись только пододеяльниками.
Разбудились мы сами по биологическому будильнику в начале восьмого. Водитель Пазика, человек далекий от охоты, остался спать и на охоту не поехал. Выполнив утренний ритуал, позавтракали, приготовив яичницу, густо заправив сковородку порезанной докторской колбасой. Я заправил чай заваркой со слоном в свой китайский термос с новой колбой. Редкость была очевидная. Но, имея знакомство в фирменном магазине «Фарфор», где продавалась разнообразная посуда, получил от - туда звонок и купил, добавив к цене шоколадку «Коровка». Насыпав несколько ложек сахарного песка, плотно вогнал пробку и положил в рюкзак. Сколько с ним хожено, перехожено. Завернув бутерброды, взяв выпивку, на всякий случай, на кровях, и собрав ружья, мы ждали егеря. Он не заставил себя ждать и возвестил о себе грохотом дизеля трактора с запряженной телегой. Этот СВ был густо выложен соломой, что создавало определенный комфорт и навевало воспоминания прочитанных когда-то Аксакова, Тургенева и прочих классиков охотничьих произведения. В телеге находились местные ребята – загонщики, 6 человек. Судя по одежде, опыта у них было не занимать, хотя возраст разнился от двадцати до пятидесяти. Особо обратили на себя внимание двое, на головах которых были меховые шапки из шкурок трофейных зайцев. Пара собак, неизвестной науке деревенской породы выглядывая из-за борта, чему-то, судя по их мордам, загадочно улыбались. На улице немного потеплело. Градусник, прибитый на столбе, держащем крышу крыльца, показывал всего – 15. Фонарь, на столбе рядом термометром, раскачивался от легкого ветерка. В его старом, видавшем виды плафоне, при ближайшем рассмотрении виднелись какие-то букашки, мошкара, залетевшая еще с прошедшего лета. Ветерок, это ничего, лишь бы не крепчал.
Небо затянуло плотной облачностью, ни звезд, ни луны. Прошедший ночью
9

снег, дает благоприятные прогнозы на точное определение зверя в загонах. Одеты все были уже в свою «лесную» экипировку. На мне был ватник серого цвета «от хозяина» - такие обычно выдавали в местах не столь отдаленных. Воротник я сделал из дочкиной заячьей шубки. Полина, назвали в честь моей мамули, выросла и «заяц», пересыпанный нафталином, ожидая своей, уже третьей жизни, лежал на антресоле. Воротник получился очень теплый, высокий и позволял закрывать шею и голову вплоть до затылка. Однако за годы пребывания на моем бренном теле, ватник превратился почти в пергамент. Как я говорил, в темную ночь через него можно было смотреть на звезды. А воротник местами истерся до самой шкурки. Но поменять на что-то иное не было желания, так я к нему прирос. С этим ватником связана и незабываемая история.
Года два, три назад ездил я в Новгородской области, на охоту к своему большому другу Коле Петрову. Охотились на лосей. Мороз был градусов за 20. Один из них прорвался по флангу, о чем кричали загонщики. Я всегда брал с собой в лес тот самый китайский стеклянный термос на 2 литра. Бегу со всех ног, снег глубокий, рытвины, бурелом… Рюкзак за спиной болтается. Вдруг наткнулся на пень под снегом. Упал плашмя, поднялся, посмотрел, не набился ли снег в стволы мой тридцать четверки, и дальше бегом. Вдруг слышу, ребята кричат «Володя, дымишься, дымишься». Бегу дальше. Тут чувствую что-то горячее на спине. Оборачиваюсь, а за мной след пара, как от паровоза. Оказывается, при падении стекло термоса от гидро удара лопнуло и весь чай, заваренный пару часов назад в титане вагона поезда, прибывшего на разъезд Спасская Полисть в 06-40, откуда меня и забрала бригада, вылился мне на ватник. Вот ребята и кричали «…дымишься». Так что он мне дорог и как элемент выживания. В тяжелую годину из него можно было бы заварить хороший чаек. Потом он сгорел при пожаре в гараже.
К стати, с этим полустанком у меня связана и другая история, которая могла для меня закончиться, как говорят врачи, летально. И на самом деле я там летал…
Это было в очередную поездку в Новгород. Я заранее сказал проводнику и он разбудил меня минут за пятнадцать до прибытия в Спасскую Полисть.
10

Одевшись, я разговаривал с проснувшимися в моем купе соседями. Поезд остановился. По опыту своих поездок я знал, что стоянка на этом полустанке минут двадцать, пропускаем встречный, поэтому особо не торопился. Ожидать бригаду все же лучше в тепле, чем в морозной ночи. Рюкзак, ружье в чехле были рядом со мной на полке. Я почувствовал незначительный толчек вагона и подумал, что перецепка вагонов или подошел маневровый. Вдруг в купе заглянул проводник и сказал: «Вы еще здесь, поезд уже отправился. Стоянку сократили. Встречный прошел быстрее и мы уже поехали». Дело в том, от этого разъезда до Новгорода была однопутка. Я схватил свои вещи и бросился в тамбур. Дверь вагона была открыта и, выглянув, я увидел впереди выходные огни горловины. Поезд набирал скорость. «Прыгаю», бросил я проводнику. «Не пущу, нельзя» закричала в панике женщина в форменной одежде, готовясь к прибытию на конечную станцию. На раздумья были доли секунды. Схватив рюкзак, я выбросил его из вагона. В тот раз он был без термоса. Затем, взяв в обнимку оружие, выпрыгнул в ночную, бурлящую, поднятую колесами поезда, снежную пургу. В ту зиму снега подвалило много, и я надеялся, что это десантирование пройдет удачно. В доли секунды, скорее мгновения полета, что отделяло меня от двери вагона до снежного, слава богу, большого бруствера снега, я заметил что-то промелькнувшее перед моими глазами. Уткнувшись головой в снег, вспоминал страшные рассказки, как людей затаскивало под проходящие мимо них поезда. Никогда более в жизни я не слышал такого вселяющего ужас грохота, как от мелькавших в метре от меня колесных пар еще недавно такого уютного поезда. Но вот услышав, что последний вагон умчался в морозную темноту, я поднял голову и осмотрелся. То, что я увидел, повергло меня в ступор. За мной, практически на расстоянии вытянутой руки, стояла железнодорожная опора электрической сети. Вот что промелькнуло мимо меня.
У егеря была еще бумага на кабана, и в случае успеха можно было бы долбить и это лесную хрюшку. И, кроме того, имелось две неосвоенных лицензии на товарных лосей. Это вызвало бурю эмоций, ну, постреляем… Так что мы получили добро на хорошую охоту. Было решено, что в этот день стреляют только номера. А в случае неудачи, в воскресенье работают и
11

загонщики. Ребята опытные, где номера будут стоять знают, так что риск был минимальный. По опыту я понимал, что это очень удачный сюжет. Мы по лицензии берем своего лося, а местные от товарных весь ливер и еще что-нибудь в придачу, никто не будет обижен. Однако отстрел товарного зверя требует серьезного подхода – необходимо бить только по голове или шеи, чтоб не испортить мясо. Оперевшись на колеса телеги, мы перепрыгнули через борта и оказались на приятно пахнущей, скорее всего свежи выстеленной, соломе. Поздоровавшись с нашими помощниками, и положив рюкзаки у заднего борта, расселись и наш поезд, как говорил про царские экипажи саней, тронулся. Выехали еще затемно. Дизель ритмично тарахтел, иногда обдавая нас черным выхлопом соляры. Углубившись в лесную просеку, мы уже были вынуждены держаться за борта телеги. Дорога, казавшаяся довольно ровной под свежее выпавшим снегом, таила в себе многочисленные рытвины и стволы поваленных деревьев. Ветки кустов, деревьев, прибитые снегом, нависали и старались схватить шапки, оставив их как подношение старичку Лесовичку. Погода стояла прекрасная, как раз для охоты. Потихоньку рассветало. Верхушки деревьев, которые при въезде в лес сливались в единый частокол, стали различаться все контрастней. Солнышка не было. Но, несмотря на это, дневной свет брал свое, и предрассветная мгла потихоньку рассеивалась, раскрывая все прелести зимнего леса. Ели, которые, вероятно, помнили еще охоты на медведя с рогатиной, порой обступали дорогу так плотно, что, казалось, вновь наступает вечер. С их громадных, замшелых лап снег с шумом лавины местного значения, скатывался за землю, когда телега касалась их. Несколько раз, недоглядев, мы получали увесистые подарки на свои головы. Рассыпаясь на шапках, снег проваливался за шкирняк, вытряхнуть который было проблематично. Так что спина становилась мокрой еще до того, как вытаскивать животину из бурелома леса. Выехав за поворот, спугнули приличный табунок тетеревов, сидящих на березках окружавших узкую поляну, вдающуюся в лес, шершавым от низкорослого кустарника, языком. Все проводили их поворотом головы с возгласами об улетающем жаркое. А рядом на осине, как будто не замечая нас, красноголовик усердно долбил дрыну, добывая себе приготовленный природой еще с осени завтрак. Как же у них, у дятлов, устроены мозги, что после этого, отлетая на другое дерево, не теряют ориентации, не бьются о суки, ветки…
12

Их природному гироскопу можно было только позавидовать. Наблюдая за всей окружающей нас прелестью, мы с усердием рассматривали придорожный снег в надежде увидеть свежие переходы. Но, пока, кроме заячьих следов, одного из которых преследовала лисица, мы не видели. Изредка над нами пролетали вороны, как будто ожидая свежатинки. Интересно, каркая между собой, они обсуждали лосятину или кабанятину. Но пока, и то, и другое, для нас представлялось только в мечтах. Но как говорят мечты и мысли реализуются. И вот, поворачивая в очередной раз, трактор резко остановился. Виктор, сидящий в кабине, выскочил и стал рассматривать следы перед трактором, которые нам были плохо видны. Так и есть переход двух крупных лосей. Опытный егерь, хорошо знающий свои угодья и повадки местных зверей, сразу определил направление их движения. Они шли по направлению к старой вырубке густо заросшей молодняком. Немного поодаль от вырубки, была ягодная болотина, неглубокая, но довольно обширная с редко стоящим березняком и осинником. Между ними массив с густым ельником. Там, к стати, могли быть и кабаны. Загонщики соскочили на снег. Передали им через борт ружья и собак. После необходимых указаний Виктора, они бодро зашагали в лесную чащёбу. Двое на веревках тащили за собой широкие охотничьи лыжи. Как оказалось потом они, зная лес, пошли в загоне как раз по тем участкам, где деревья и кусты позволяли идти на них. Псины, на поводках из крепких бельевых веревок и ошейников, сделанных из брезентовых ремней, весело повизгивая, бежали рядом.
Налив себе очередную рюмашишку, как Володя любил говорить, наконец - то они присели на стулья, едва умещавшиеся на кухне. Отодвинув поднос с мясорубкой и фаршем первой прокрутки, и, поставив на стол порезанный в пол луны лимон, «Винниту» продолжил.
Проехав еще метров 300-400, мы соскочили с телеги и цепочкой направились за Виктором по целине просеки. Ноги по самые колени утопали в снежном покрове, этого еще не тронутого охотниками куска леса. Как оказалось, это нечто вроде заповедника, дающего практически 100% успех охоты. Снег мягкий, пушистый, скрадывал наши шаги. Даже когда мы наступали на невидимые, под толщей зимнего одеяла, сучья деревьев, треск слышался едва – едва. Рюкзаки оставили в телеге, так что шли налегке. Тем


13

не менее, я расстегнуть ватник до самого поясного ремня. Ремешок был знаменитый, достался мне от папы еще со времен Великой отечественной войны. Настоящая кожа. Потом его с другими вещами, и инструментом украли из моего дома в деревне. Мы вышли на окраину болотины, вероятно той, о которой говорил Виктор. Широкая, тянущаяся по обочине дороги, метров на 250, она расширялась еще больше, уходя в глубину леса. Редкий кустарник, чахлые березки и осинник была хаотично разбросаны на этой белой зимней скатерти леса. Приглядываясь к деревцам, я заметил, что некоторые из них поломаны и весьма характерно. И стрижка веточек была так четко обозначена, что меня аж завидки взяли, здесь они, здесь! Так, подумал я, лосики то осенью хорошо балуются и автоматически начал высматривать места для засидки на вабу. От этих мыслей меня отогнал егерь. Первый номер здесь, сказал он, указывая на большой еловый выворотень у края болотины, граничащей с подлеском массива из смешанного леса. Затем по очереди мы четырьмя номерами перекрыли болото. Виктор выбирал тех, у кого был белый масхалат. В этот разряд попал и я. Правда, у меня был не масхалат, а обыкновенный врачебный. Я его выпросил, в своей время, у Бориса, который был номером, следующим за мной. Боря работал в одной из крупных клиник. Разломив ТОЗ-34, сделанный по моему заказу на ЦКИБе, инкрустированный перламутром, с вензелями из серебряной витой проволокой на щеках приклада, загнал патроны. Один с Бреннеке и второй бронзовый Блондо. Патроны для зверовой охоты всегда снаряжаю сам. А стволы то, стволы какие - два цилиндра, ни хухры мухры. Под это ружье мне изготовили сменные пары: чек, получек и два цилиндра специально для пулевой стрельбы. Ружье – цены нет. Обозначив свое положение соседним номерам взмахами шапки, занялся обустройством своего места. Растоптавшись и окропив снег избытком выпитого перед отъездом чая, я стал более внимательно оглядывать предстоящее поля битвы. Сектор обстрела был максимально 70—90 метров в каждую сторону. У меня за спиной был большой куст, думаю, черемухи, уж больно он был перепутан и разбросан в разные стороны. Этим он несколько микшировал мой силуэт на фоне стоящих далее ёлек. Вон та хороша на Новый Год, подумал я, но тут же вернулся к уже
14

мелькающим в моей голове лосям. Пространство было идеально для стрельбы. Ни одной закрывающей полета пули преграды. Выход зверей можно было увидеть на расстоянии более чем четверти километра. Ветерок, правда, был капризный. В основном дул вдоль стрелковой линии. Но, вылетая из лесной дороги, как из трубы, в порывах мог давать завихрения в сторону открытого пространства, то есть выхода вероятной добычи. Примерившись вскидкой ружья по сектору обстрела, решил убрать несколько мешающих веток черемухи. Снег, мягкий пушистый, приклад не удержит. Ногами уплотнив снег, аккуратно, но сильно поставил оружие прикладом в снег. Стоит, не падает. Приподняв полу халата, из бокового кармана штанов достал нож, самодельный, с ручкой из дерева, пролежавшего в старом русле речки Юмиж, притока Северной Двины, лет триста. Эту деревяшку мне дал Валентин Андреевич, живший там в деревне и к которому я ездил на медвежью охоту. Когда формировал ее на точиле, так искры летели. Аккуратно, без треска, срезал ветки и поставил впереди себя. Еще улыбнулся, вспомнив Майн Рида и его рассказы о коралях африканских туземцев.
Тишина… Изредка из леса доносились птичкины пересвисты и дятел продолжал работать своим долотом, разнося по округе известную только ему морзянку. А что если действительно попробовать перевести ее, подумал я, но магнитофон то записать в лес не потащишь. За спиной что-то громко прошуршало. Взяв оружие на изготовку, я аккуратно повернулся. Огромная старя ель, уходящая вершиной в серое зимнее небо, расправляла свои лапы, стряхивая с них налипший за многие дни снег. А что, так бывало, когда зверь выходил в спины номерам. Со стороны загона пролетело несколько ворон, лениво перекликаясь меж собой и тут… Неожиданно, но ожидаемо, вдалеке, веером, раздались выстрелы один, второй, третий. Началось… Все внутри и с наружи превратилось в один биолокатор - слух, зрение, ступни ног, сквозь толстые войлочные стельки резиновых полярных сапог, в момент стали единым осязаемым органом охотника. Но приклад ружья пока на мыске сапога, чтоб руки не устали, да и снег не прилип к амортизатору приклада – не дай бог соскользнет с плеча. Минуты, минуты, ну где же, где… Смотрю, от дальнего левого угла болотины, рассекая серое низкое зимнее небо,
15

налетает табунок тетеревов, хвостов десять. Может быть те, что мы спугнули ранее. Ну что ж одно из двух – либо наши их тронули, либо лоси пошли. Загон то должен быть небольшой, минут тридцать - сорок. Бросив взгляд в ноги, заметил капельку крови на растоптанной снежной площадке. Нагнувшись, прикоснулся, это ж клюква! Вот это болотина! Продолжая осматривать линию Маннергейма, тихонько, аккуратно, едва двигая ногами, раздвинул снег. На тебе, то там, то здесь яркие красноналитые ягоды. Да ладно, никуда они не убегут под снегом, ждем печенку. Что-то мелькнуло меж кустов и, перекошенного бурьяном и рытвинами, белоснежья. Да это ж Патрикеевна, летит прочь от зычных мужских голосов. Да что ж тебе бояться, сказал я себе, гуляй шубка пока на лосей охота. Лиска проскользнула от меня в метрах в тридцати. Только и проводил взглядом сквозь курпяк ее огненную с черным пересветом трубу. Но вот средь тишины и уже разошедшейся предрассветной мглы, зазвучали нарастающие издали: Хоппп, Хоппп, Дай, Дай, Дай . От этого Дай, Дай мурашки зашевелились по коже. Начался обычный, по крайней мере у меня, мондраж. Нервы напряглись, ничего кроме слуха и зрения и пальцы, пальцы, они как будто жили сами по себе и чувствовании что-то в пространстве за пределами моего состояния, за пределами дальней опушки болота, которая еще томилась в утренней зимней тени. Дай, Дай потихоньку приближалось, придавливаясь справа от меня. Неожиданно слева прозвучал выстрел, второй. Неужели начали прорываться через фланг, подумал я, и через четыре минуты, автоматически по часам засекаю контрольное время, заметил движение в подлеске слева от меня в метрах 300 или чуть более. Так и есть, пара лосей на рысях двигалась, то теряясь в кустах, то опять появляясь на глазок. Да, зверя не обманешь, идут на ветер. Вспомнилась охота на новгородских болотах, но тут же, собачки, заработавшие в голос, отогнал эти мысли. Поджимают, поджимают, в душе кричало. Каждый раз, распутывая следы этих мощных зверей, удивлялся, как же они могут так легко бежать по этим, казалось бы, не проходимым урочищам. Давай, давай, звучало в голове и собачки, как будто угадывая мои мысли, начали выдавливать копытных на нас. Да, молодцы местные, воскликнул я про себя, как же приятно быть в одной упряжке с людьми близкими по крови и стремлениям к нашей обшей посмертной болезни.
16

Вот что значит знать лес и что в нем держится. Было видно, как пара лосей скалывается все острее в нашей линии и выходит на первый номер. А если прорвутся по просеке, мелькнуло в голове. Нет, там их уже не перехватить, стрелков нет, Сашка может не успеть добежать. Еще немного и я увидел, как пара наши собратьев меньших мелькают меж кустарника и кочек болота, раззадоривая нас своими гавами. Самый крайний загонщик с нашей стороны, вероятно, поняв ситуацию, продуплетил. И я к своей радости увидело, как лоси довольно резво изменили свой курс и повернули ближе к стрелковой линии. Все ближе и ближе. Увидел, как эта пара лосей скрывается на острие леса и болотины и в тот же момент прозвучал выстрел, затем второй. Перезаряжай, кричало все во мне. Секунды и я увидел как лось, тут уж я увидел точно без рогов, мельтешит по кустам справа от меня, метрах в семидесяти, вдоль пунктира наших следов. Было видно, хоть и издалека, как он взметает не застывшую болотную жижу и она, разлетаясь фонтанами брызг, падает на белоснежную скатерть этого клюквенно-черничного стола. Имея стрелковый опыт и не только на охоте, я всегда заранее определял ориентиры расстояния по стрельбе. Замер. Только бы не заметил, не учуял. Мощные копыта, поднимая снежную целину, зелень болотного разнотравья, несут его по родному ему простору, где совсем недавно сражался со своими соперникам за любимую его бычьему сердцу корову. Гонят прочь от такого, холодящего его звериную душу, звука. Не раз и не два слышал он это. И почти каждый раз, после этого грохота, кого-то не доставало в его лесной семье. Мчат, мчат копыта его мускулистую, полную желания жизни, плоть. Не слышу, но чувствую всем своим состоянием, как чавкает болотная жижа, как она стекает вдоль штанов, как она возвращается в лунки следов. Куда же, куда же ты бежишь лесной великан…. Казалось бы, секунды, ан нет, мгновения, когда мишень появиться на линии огня. Медленно поднимая ствол на плечо, одновременно снимая с предохранителя, слежу за движение возможного трофея. Выцеливаю в свое любимое место – основание шеи, подранков не бывает. Вторым, если промажу, по лопатке. Еще, еще немного и вот, с поводкой, нажимаю на клавишу, я так называю спусковой крючёк, у каждого свои тараканы. Кто бы не говорил, что он помнит мгновение выстрела – не верь. Этого запомнить невозможно. Ты только сквозь мушку видишь цель, только потом где-то звучит звук выстрела. Что было до того и
17

после – да. Щека плотно приложилась к прикладу. Чувствуется нитка вензеля. Руки, сжавшие шейку приклада и цевье, ствол, мушка, выстрел, пуля, летящая в назначенное судьбой место, все это ты един… Отдача в плечо, перевод пальца на нижний ствол. Я даже не слышал звука удара пули, как лось со всего своего хода нырнул вниз головой. Готов. Но, помятуя случаи на охотах, держу его на мушке.
Рыхлый, свежий снег на половину скрывал павшего зверя. Биение уже покидающей его страсти к отчиму приволью, нежной весенней зелени, к любимым молодым веточкам подлеска, насыщенным сладким ароматом трубчатам, призывному запаху молодой телки - все проносилось в его затуманенных декабрьским снежным саваном глазах. И они погасли, а на ресницах, как последний всплеск бытия, искорками кристаллов зимнего хрусталя в прощальных осколках жизни, застыли снежинки.
Собачки продолжали работать справа от меня и, как мне показалось, уже в тылу загона. А вот и загонщики. С начала один, а потом и трое появились на дальнем краю болота. Подняв шапку на стволе, я просемафорил им. Двое из них на лыжах направились в нашу сторону. Я уже подошел к поверженному зверю. Уши распущены. Из раны, куда и метил, сочится кровь. Здоров, лет пять, не менее. Розетки почти не кровят, значит давно сбросил. Разрядил стволы. Повесив ружье на стоявшую рядом хилую березку, достал нож. Товарный, не товарный, а горло надо роспускать. Вдвоем с Василием – подошедшим загонщиком, отвернули голову к черно-бурой спине. Она еще парила от избытка, накопившейся за столько лет в этом могучем теле, энергии. Лезвие ножа по моему эскизу сделали для ошкуривания, а не кишкодер. Поэтому перерезать шкуру и дойти до артерий удалось только с нескольких движений. Хлынувшая кровь обагрила руку. Теплая, немного липкая, она лужецей растекалась на снегу, моментально впитываясь в него. Еще немного и пройдет до земли, унося в нее былую славу, крепь, совсем недавно этого мощного господина наших лесов. Сколько раз меня томила печаль по взятому зверю, но и это охота. Вася, обладавший хорошим чувством юмора, с ехидцей заметил, что я стрелял не правильно и, увидев мой непонимающий взгляд, добавил, что надо было подманить ближе к дороге, чтоб тащить было легче.
18

Второй загонщик, что выходил на нашу линию, направился к Сашке. Пока мы разбирались, раздался выстрел, совсем недалеко. «Добрали» сказал Василий, так как стреляли именно там, где слышались собаки. Как оказалось потом, Саша одним из выстрелов хорошо заранил лося и, пройдя, метров сто, тот лег, где его облаивали наши четвероногие. Мы вышли к просеке и пока ожидали остальных, Вася рассказал, что в ельнике были кабаны. Впрочем, они стронулись еще до начала первых стрелов, вероятно ветер набросил, так как они лежали совсем рядом с местом прохода загонщиков. Но вот с дальнего фланга показались наши соплеменники. Затем подошли Саша и Николай – загонщик, что был с ним. Наконец - то прояснилась вся ситуация. В загоне было пять лосей и кабаны. Кабаны ушли, оставив нас без карбоната и жаркого, а вот лоси… Двинулись в пол ветра, как и рассчитывал Виктор. Все пять выходили на левый фланг, где Михаил одним из двух выстрелов взял корову, по голове, как оказалось потом яловую, что сняло с нас определенную душевную тяжесть. Два лося прорвались за стрелковую линию за пределами номеров. Два же повернули на ветер и вышли на болото их то, я и Саша, приняли. Все были рады удачной охоте - и бумагу закрыли и товарных отстреляли. Особенно счастливы местные и Виктор. Им теперь не надо носится по лесам и отрабатывать положенную норму. Ну и конечно двойной ливер. Наша команда разделилась на три части и каждая направилась разваливать лосей. Сергей, наш механик-водитель, двинулся за трактором. Разделывали туши осторожно, с минимальными порезами шкур. Их потом сдавали в заготконтору, за что команде получала премию. Небольшую проблему составил Сашин лось. Его, конечно уже по фрагментам, пришлось вытаскивать на руках через ручей и чепулыгу. Моего же и Мишиного зверя затащить к телеге не составило особого труда. Ливер – легкое, печенку, сердце, почки, вырезку -этот совершеннейший деликатес, чтоб не испачкать, поместили в мешки, сшитые из медицинской клеёнки. Мясо уложили на лапник, нарезанный из ближайших елей. Топор был один, поэтому ошкурив и вытащив из «бочки» ливер, каждая треть нашей команды ожидала предыдущую и затем рубила тушу на части. Время было ближе к двум часам. Мы предложили развести костерок и пропустить по маленькой на кровях. Но ребята, сославшись, что перед Новым Годом у них много нерешенных вопросов, отказались от дружеской посиделки. Ну что ж, было бы предложено и мы, разместившись вдоль бортов телеги, двинулись
19

обратно. Посередине лежали наша добыча. Нет костерка, не беда и, раскрыли пару рюкзаков. На небольшой, свободной от наших ног и заготовок «второго фронта» полянке, расстелив клеенку, разложили закус и поставили три пузыря «Столичной». У кого – то были граненные полустаканы, кто-то из чашек термосов, но мы дружно подняли тост за удачную охоту и наступающий Новый Год.
Телегу подали к сараю, который стоял рядом с баней за домом. Всей командой разгрузили мясо. Товарное повесили на крючья, что были на слегах под крышей сарая, а наше положили на снег около двери. Шкуры, аккуратно свернув, уложили под навесом сарая. Головы и шею оставили деревенским. По заведенному обычаю, языки достались стрелкам, а я и Миша отрубили еще верхнюю губу. Из нее получается потрясающий зельц. Но возни, не приведи Господи. Опаливать надо тщательно и аккуратно. Но потом, когда сваришь с лучком, чесночком, морковкой, на стол подашь с горчичкой, маринованным огурчиком, квашенной, своего приготовления, капусткой, отварной картошкой, напитком из холодильника, по горлышку которого бежит слеза… Это что-то… А на бульоне можно приготовить обалденные щи или борщ. Кроме того, получив добро загонщиков, положил в свою торбу две лосиные ноги от коленного сустава до копыт. Их вместе с губой опалю у приятеля в гараже газовой горелкой. Из ног, самое главное, что остается кожа, такой холодец вариться, что можно печку складывать. И кроме этого, говорят, там содержаться какие-то микроэлементы очень полезные для сердца
Миша, как обычно, привез с собой, топор для разделки мяса – подарок от мясников своего района. Огромный, из нержавейки, на дубовом топорище, он не раз делил пайки для нашей команды. «Кому» - раздавалось уже в вечерних сумерках под свет фонарей в сарае, где стояла большая дубовая колода. Разложив свои доли по мешкам и, выделив пайку водителю, вошли в дом. Пока мы занимались мясом, Виктор по короткой программе накрыл стол на кухне: поджаренная с лучком печенка, соленые грибочки, огурцы, картошка – что может быть лучше такого лесного перекуса. Собрав свои пожитки и погрузив их в автобус, мы на минуту присели за стол. Скамейки были длинные, поэтому мест хватило на всех. Деревенские уже уехали,
20

получив от нас денежки, пару бутылок водки и две пачки пулевых патронов, за что были очень благодарны. Егерь предложил нам остаться и попариться в баньке, куда уже нанесли воды из колодца, что был рядом с ней. Но мы отказались, решив еще заранее, что в случае удачи в первый день, возвращаться домой. Выпив по две, три рюмки, мы распрощались с гостеприимным хозяином. Но, по старой, доброй традиции, оставили ему бутылку Старки, консервы и по пачке пулевых и картечных патронов.
Наш Пазик был уже достаточно нагрет и мы, уютно усевшись, задремали до самого города.
Во время всего это повествования Володя до того увлекся рассказом об этой поездке, что совсем забыл о котлетах. Но опомнившись, вскочил со стула и по второму разу стал пропускать фарш через мясорубку. Пояснил, что котлеты будут гораздо аппетитней, ароматней, мягче. Завершив процесс второй перегонки, фарш был вывален на поднос. Теперь предстояла очередь специй. Насыпав в ступку черного перца горошком острого и душистого, он принялся отчаянно колотить ступкой. При этом она была продета сквозь чистую х/б ткань, чтоб не разлетались крошки, как пояснил Володя. Звон, как от вокзального колокола при отправке курьерского поезда, был слышен, как казалось, даже на улице. А это веселило его еще больше. Задорный, разгоряченный приготовлением котлет и коньяком, он, казалось, забыл обо всем на свете. Закончив со ступкой, понемногу начал солить фарш. Посолит, попробует на вкус и опять посолит. Все, очередь перца. Кудесник старался сделать его не в пыль, а чтобы «песчинки» попадались на зубок, увеличивая этим вкусность готового блюда. Все это не раз и не два перемешано и попробовано. Теперь грибочки. Они уже отошли от заморозки и разошлись кубиками. Белые грибочки были еще раз более мелко порезаны. Добавляя небольшими порциями в фарш, Володя все это перемешивал и перемешивал. Ну, вот и все. Морозилка из нержавейки в холодильнике ЗИЛ освобождена насколько возможно. Заранее, еще летом, были приготовлены фанерки в размер площади морозилки. По периметру фанерок, из оконного штапика, был сделан бортик, чтоб сухари не рассыпались. Покрытие панировочными сухарями, они стояли, как готовые к походу в полярных льдах корабли. Рядом широкая тарелка с такими же
21
сухарями. Хозяин берет в ладонь фарш, примеряется достаточно или нет, добавляет еще и затем сильными ударами обеих ладоней создает то, что потом будет подано в самых торжественных обстоятельствах. Котлеты получались, как говорила его мама, солдатские. Обвалянные в сухарях, они выкладывались ровным парадным строем на фанерках и затем отправлялись в морозилку.
Да… Сколько воды утекло с того вечера, сколько событий произошло и вот фирменные котлеты «Аля партизан» так же по большим праздникам на столе.
Откушав последний глоток окрошки из деревянной ложки, это был фирменный стиль подачи именно окрошки, он причмокнул и смачно вытер губы накрахмаленной салфеткой. Вообще в этом доме всегда готовили очень вкусно, в том числе и окрошку. Коронным знаком именно этой окрошки было добавление в нее, кроме всегдашних наполнителей, мелко порезанной свинины собственного горячего копчения. Это прибавляло неповторяемые нигде запах и вкусность этого холодного блюда, так своевременно приготовленного в невыносимую жару. За окрошкой последовала картошка рассыпчатая, с едва уловимым вкусом молодого чеснока, растущего рядом с домом на единственной грядке его огорода. Исходящая паром, она напоминала вулкан, готовый к извержению, который как скалы окружали котлеты. Все это было подано на широком подносе, когда-то привезенным Владимиром из тогда еще Ленинграда. Ах, котлеты, эти фирменные котлеты, которые нельзя вкусить ни в одном самом роскошном ресторане, даже в московском «Арагви». Они назывались солдатские, поскольку положив одну котлету на ладонь, она невольно опускалась – такого размера был этот шедевр кулинарии. А не то, что эти генеральские – фитульки, как фрикадельки. Взятые из морозилки, котлеты ложились прямо на раскаленную сковородку черного чугуна, на которой уже предварительно жарились шкварки из подсоленной грудинки. Благородное шипение от котлет, упавших на раскаленное сальцо, наполняло кухню. Впитав в себя толику этого натурального ингредиента, котлеты элегантным движением переворачивались и подвергались такой же экзекуции. После этого мясные деликатесы возвращались в исходное положение и под крышкой на сильном огне, переворачиваясь, обжаривались и доходили
22

потом на среднем огне без крышки. По готовности хрустящая, цвета капитанского табака корочка из панировочных сухарей, сверху украшалась листиками петрушки, укропа. Вот эта красота и была подана на стол.
Ко второму, помимо салата, были поданы приготовленную еще осенью самоличную аджику и маринованные помидоры. В тот раз Володя их приготовил по- новому. Вместо сахара он положил мед. Этот рецепт, на лесных посиделках около костра при открытии весенней охоты прошедшего года, подсказал ему Паша, знакомый охотник из деревни, где был его дом. Несмотря на жару к столу была подана настоечка на ягодах барбариса. Он рос у него на заднем плане так называемого крымского уголка. Так Володя называл кусочек в своей, как он говорил, парковой аллее по дороге к бане. В этом уголке, скорее небольшой полянке были посажены два низкорослых можжевельника, разросшиеся каждый по два метра в сторону. Свече образная туя, высотой уже под 6 метров, посажена позади них ровно посередине. По бокам два куста барбариса, листья которых к осени приобретали необыкновенно красивую пурпурно золотистую окраску. Вот на этих ягодах и была выдержана почти годовая настойка. Холодная, рубинового цвета, градусов 38, она с необыкновенным вкусом сначала ложилась под язык и, продержавшись там несколько секунд, проглатывалась. Кисловато терпкий вкус, оттенялся чуть уловимой корицей, и все это немного смягчалось добавленным деревенским медом, который Володя брал у своего деревенского дружка, тоже Володи и такого же заядлого охотника, как и он сам.
Разложили картошку и котлеты по тарелкам и настойкой наполнили рюмки. Тосты, пожелания, байки… Нигде в жизни он более не едал таких котлет. Все, что Володя закладывал в них по своему старому, проверенному секрету, сохранилось в первозданном вкусе. Мягкие, сочные, в меру подсоленные с перчинкой и ароматом копчености. Лук и чеснок - все это создавали неповторимую составляющую. Белые же грибы придавали такую пикантность и изысканность, что достойны употребления на приеме у Королевы Англии. Маленький Володя то же слопал пол котлеты, насколько позволил малышовое пузико. Готовится стать охотником.
Но все когда-то заканчивается, так и обед после чаепития, подошел к завершению. Однако от чая он отказался, но попросил графин с холодным
23

квасом деревенского приготовления на черном хлебе и с хреном. С позволения хозяев он решил немного отдохнуть, поспать в бане, поскольку малыш носился по дому как заведенный волчек. Ну точно, по темпераменту своего папы. Войдя в это священное для всех русичей место, еще немного испил холодящего желудок напитка и прилег в предбаннике. Банный дух, запахи березовых, можжевеловых, дубовых веников, мох, свисающий между бревен сруба, все это незаметно смарило и он окунулся с царство Морфея, улетая в свои воспоминания…
Было это еще в то время, когда бочки с надписью «Хлебный квас» стояли почти на каждом углу улиц, а в вечерней газете, развешенной на фанерных щитах в самых людных местах города, среди отчетов про очередные битвы за урожай, рекордных надоях коровы Зорьки и прочих достижениях народного хозяйства, были объявлениями о разводах граждан или гражданок. Выйдя в обеденный перерыв на улицу, покурить, достал из брючного кармана пачку папирос «Север» и остановился. Ему вдруг до коликов в животе захотелось испить кваса. Он знал, что невдалеке, около колхозного рынка, всегда стояла бочка с квасом, около которой собирался разный люд попить этого благопристойного напитка и обсудить последние события в городе, да и вообще во всей вселенной.
Подумав, что ничего страшного не произойдет, если он не вернется во время в свою контору, бодро зашагал вдоль пыльной булыжной мостовой, стараясь попасть под тень буйно растущей акации. Стручки от нее, попадая под ноги, лопались, как будто отбивая строевой шаг в 120 ударов в минуту. На противоположной стороне улицы в тени арки небольшого кирпичного домика стояла тележка, с которой продавали газированную воду. Это - «Вам с сиропом или без» даже снилось ему иногда по ночам. Одна из его приятельниц торговала с такой же тележки. Когда он приходил к ней домой, она каждый раз, наливая ему стопку, приговаривала с улыбкой «Вам с сиропом или без», а он в ответ с такой же улыбкой « с двойным», после чего она подносила и вторую рюмку. Поэтому, не обращая внимания, что жажда подступает к нему все сильнее и сильнее, продолжал двигать к намеченной цели. Вдруг мимо него, тарахтя по камням, проехала деревянная повозка, запряженная гнедой лошадкой. Возчик, слегка пригнувшись, трясся и покачивался из стороны в сторону. Казалось, он не замечал ничего
24

остального, а только бегущую под тележку серую брусчатку. Провожая взглядом это ретро, ему вспомнились фильмы про тачанки с пулеметами, басмачей, остальные события тех трагических дней. Остановившись на секунды, он, из какого-то кино про революцию, почему то вспомнил слова одного из красных командиров «воду только для пулеметов»…. Улыбнувшись посетившей его мысли, увидел заветный проулок, где стояла заветная бочка с квасом.
Повернув, заметил довольно приличную очередь к целительному источнику, как он подумал про себя. Подгоняя себя мыслями – а вдруг не достанется, ускорил из без того свой быстрый шаг. И вот заветный хвост. «Вы последний», спросил он стоящего к нему спиной широкоплечего мужика в серых брюках, китайских знаменитых кедах «Два меча» на ногах и ковбойки в яркую оранжево – красную клетку. Тот повернулся к нему и сказал, «последний» и, сделав паузу, добавил с хитрой улыбкой, «если тебе достанется». Это простецкое «тебе» не озлобило его, а наоборот как-то сразу расположило к товарищу по страданию в этот изнуряющий своим жаром день. Впереди было его шесть желающих приложиться к заветной кружке. При чем каждый из них старался не пить большими глотками, а потихоньку, как будто последний раз в жизни, пропускать в себя эту живительную влагу. Стараясь не думать о возможных последствия своего опоздания, переминался с ноги на ногу. Эх, если бы он вышел пораньше покурить, а не проиграл почти все время в домино в красном уголке под стендом с открытками серьезных ликов пролетарских вождей, и лозунгом «пятилетку в три года», можно было бы спокойно отстоять положенное судьбой время. Сейчас же каждая минута жгла ему пятки. Кружки было только две. Эти граненые, тяжелые сосуды с ручкам, как у древних греческих афмор, отдавая своими гранями в лучах солнца искрами, сейчас казались источником жизни. Грани, грани… ах да, граненые стаканы.
Улетев на мгновение куда то далеко, он улыбнулся своей мысли, вспомнив профсобрание, плавно перешедшее, впрочем, как всегда, в незапланированную посиделку с гранеными стаканами и селедочкой, разрезанной на аккуратно разложенной на председательском столе газете «Правде». Однажды кто-то пошутил « В тридцать седьмом мы бы даже и закусить не успели, как лес валил». После этого самый бдительный из нас,
25

Карпов, командир комсомольского оперативного отряда, всегда приносил с собой, что- нибудь нейтральное «Сельская жизнь» или «Крокодил». С последним произошел анекдотичный случай, чуть было не стоивший жизни одному из наших. Во время очередного обсуждения закончившейся повестки дня мы вкушали, разложенную на страницах журнала «Крокодил», закуску. А там была рубрика «Нарочно не придумаешь». После очередного тоста за победу «Спартака», чёкнувшись стаканами, а это был неповторимый никакими бокалами звук, начали выпивать. Стоявший справа от него Коляныч, задержал свой взгляд на тексте журнала и громко прочел: « Из протокола милиции. Объяснение. И тут, сквозь дно стакана, я увидел кулак, который выбил мне зубы…» Последующий взрыв хохота не подлежит никакому описанию…. Но самое страшное оказалось, что заведующий отделом общей пропаганды Угрюмов, а в то время он работал в издательстве «Молодая гвардия», от этого гомеричекого хохота поперхнулся, да так, что свалился на пол. Подхватить его едва успел Попков Гена из того же отдела, но упустил при этом на паркетный пол емкость с недопитой «бескозыркой». Угрюмов же, хотя и выплеснул чуток, но не уронил чести и достоинства своего отдела – стакана, за что ему, естественно, была назначена штрафная.
Вернувшись из небытия к широкой, мокрой от пота спине, он заметил, что вот, вот и он будет удостоин отдать свои пять копеек за кружку. Но время, время… Изнывая не столько от проблемы с работой, сколько от казалось бы безмерно медленно текущих даже не минут, а секунд до финишного шага, он в нетерпении машинально начал едва заметно, чтоб не очень - то рассердить, дергать за брючный ремень серых штанов. Ноги его не стоили на месте, а перебирались так, что можно было подумать, что уже напился кваса, и он просится наружу, а возможности для этого нет. Брюки все - таки обернулись и мужик, как бы продолжив, сказал, « да не боись, всем достанется». И вот рука в ковбойке берет кружку. Радость, что следующая будет его, быстро улетучилась после того как и вторая кружка с напитком янтарного цвета и пеной, такой заманчивой и пока неприступной, оказалась в авангарде боевого отряда жаждущих. Он видел, как кадык на горле этого незнакомого, но уже близкого по страданию человека, повторяет движение оживляющей тело субстанции. Капельки воды со свежо вымытого бокала
26

стекали на щеки, как оказалось позже Григория, и казались бусинками росы в утренний час на широких листьях лопуха, растущего за его баней в дереве Борисовка, где был его второй дом. Выпив первую кружку, Гриша не отпустил ее, вероятно рассчитывая повторить. Очередь второй пошла медленнее, глотки стали больше походить на крадущиеся в ночи шаги жулика, а лицо Гриши расцветало в благоговейном восторге человека только что выигравшего по 3% внутреннему займу 10 000 рублей. И вот решающий в данный конкретный момент жизни глоток – будет реванш или нет. Застыл не только он, но вся очередь. И тут с радостной улыбкой полной восторга и восхищения полнокровной жизни, Гриша повернулся к нему и, протягивая обе кружки, сказал «Держи, горемыка». Его как будто заморозило - откуда он знает его фамилию - Горемыка. И тут, как гром среди ясного неба, его поразила мысль и он вспомнил : профсоюзное собрание, стол президиума, селедка, газета «Правда»… Настучали, засекли, КГБ… Окинув взглядом окружение, он увидел рядом с воротами рынка, что в метрах 50-60 от него, автофургон «Хлеб» и суетящегося около него не то дворника, не то грузчика. У Солженицина как раз говорилось, что заключенных перевозили именно в таких машинах. Он уже представил, как следователь, во время обыска у него дома, найдет заначку зарплаты и оформит ее как приготовление к бегству из СССР, а жена, обматерив его про себя, все - таки пойдет собирать теплую одежду. За заначку ему дадут дополнительный срок. Она была спрятана в конверте грампластинки производства Апрелевского завода с гимном Советского Союза. Когда он принес эту пластинку домой, жена, с удивлением посмотрев на нее, спросила, зачем ее купил. В ответ услышала « Когда радио сломается, буду по утрам заводить ». Хотя было очевидно, что радио никогда не сломается, так как он работал мастером по ремонту радиоприемников и магнитофонов. А ставить ее на диск проигрывателя, как вполне логично рассуждал, никому в голову не взбредет.
«Следующий» сказала хозяйка бочки, вернув его в сознание. Немного отойдя от накатившего на него предчувствия, он взял кружки у предшественника. Пройдя несколько метров от бочки, Гриша остановился, как будто желая посмотреть, что будет потом. Сделав пару шагов к прилавку бочки, отдал кружки и протянул руку с зажатыми заранее двумя пятаками.
27

Но монетки так впились в его потную ладонь, что, даже потряхивая рукой, он не смог их сбросить, что вызвало смех у стоящих за его спиной. Сам того не желая он сконфужено обернулся и сказал что-то вроде - прилипли. Выщипнув левой рукой пятаки, он положил их в коробку из-под момпасье, где собиралась мелочь. По внешнему виду это металлическое хранилище трудовых копеек, вероятно, еще помнило времена НЭПа. Взглянув на ладонь, где только что были монетки, он отчетливо увидел отпечатавшиеся герб и цифру 5. Ему сразу вспомнились приключенческие книги, которые он читал в детстве. Как будто поставили клеймо и завербовали на пиратский корабль. Женщина в относительно белом фартуке, прикрытом клеенкой в коричневую клетку, и цветастой косынкой на голове взяла бокалы. Только тут он обратил внимание на ее комплекцию. Казалось, что она питалась только хлебом, выжитом из кваса – настолько была кругла, но в тоже время довольно проворна. Если только можно было об этом судить по ее постоянному нахождению на табуретке. Взяв бокалы, вымыла их, поставив дном вверх на мойку, похожую на сетку душа в ванной. Повернув ручку, открыла воду и отработанным движением обмыла кружки внутри и снаружи, особенно вокруг ободка. Струйки воды, попадая внутрь, разлетались в разные стороны как будто они праздничный салют. Те же, что оказывались снаружи, аккуратно прикрывались рукой служительницы спасительного оазиса. Но иногда они вырвались наружу. Тогда, пролетев в разные стороны, искрились на солнышке россыпью драгоценных камней и, попадая на страждущих очереди, вызывали несомненную радость предвкушения пития. И вот, наконец - то квас, такой долгожданный и недоступный до своего времени квас, пролился в кружки. Было видно, как он мгновенными бурунами ходит по стенкам, превращаясь на поверхности в пену, после отстоя которой надо было требовалось долива. По крайне мере так было написано на круглых бортах этого непотопляемого годами флагмана уличной торговли. В отличие от Григория, первую кружку он выпил залпом, практически одним глотком. Такова была его не столько жажда, а сколько желание успеть до того, как услышит -«Пройдёмте».
Вторая кружка пошла уже в удовольствие. Запрокинув голову и подставив горло холодящей гланды жидкости, он закрыл глаза. Медленно, как будто
28

впервые минуты наедине с любимой женщиной, он принимал в себя почти мечту всей своей жизни. Пальцы руки, держащей уже пустой бокал, как будто заморозились, продолжая ощущение первого глотка. Та же, что позволяла изливаться в его страждущее нутро драгоценному напитку, подрагивала, от чего зубы мгновениями выстукивали Марсильезу. Желудок торжественно наполнился холодком и благодарно булькнул. Подержав еще мгновение пустую кружку около губ и определившись, что наконец то утолил свое желание, повернулся и передал драгоценный груз следующему. Было это сделано настолько благоговейно, что можно было подумать, что это преходящее знамя ударника социалистического труда. Тут увидел, что Гриша так и стоит немного поодаль и жесток руки приглашает к себе. Время поджимало возвращаться на работу, но ему казалось, что судьба в оставшийся промежуток жизни уготовила иной путь. Ноги, как будто ватные направили его к Григорию, уже готового для предания справедливому, но жестокому наказанию. Тот, сделал шаг навстречу, протянул ему руку и по простецки сказал «Гриша». Рукопожатие немного расслабило его, как будто сняли насквозь промокшую под ледяным дождем одежду. Взглянув краем глаза на поджидавший, как он думал его воронок, увидел,что «Хлеб» уехал, а дворник мирно беседует с каким-то старичком. Как оказалось, новый квасной знакомый работает неподалеку. Он был агентом госстраха, контора которого находилось на противоположной стороне улицы. Из окна кабинета как раз виднелось ателье по ремонту бытовой техники, где он теперь и трудился. Поэтому его регулярные перекуры около дверей мастерской не могли пройти не замеченными. Все моментально вновь окрасилось мажорными красками. Листва опять стала зеленой, птичьи трели радовали слух, солнышко задорно играла зайчиками в стеклах домов, а разговор, с новым знакомым был приятен и улыбчив. Они весело зашагал прочь от этой, ранее такой зловещей, бочки с надписью «Хлебный квас».
Сквозь сон он услышал скрип двери и, открыв глаза, увидел Володю с пивом, воблой и прочей легкой закуской. На плече у него были две рубашки, сшитые из волокон настоящей конопли. Несколько штук такой одежки более чем лет десять назад досталось ему по знакомству из
29

костюмерной ведущего театра города. Он приготовил их специально для бани. Красивые, белые, практически до пяток, расшитые национальными русскими узорами, расслабляли тело и доставляли неповторимо удовольствие прикасаться к ним. Они вносили неповторимый колорит к банному вожделению. Время в легком паре из ароматных масел и душистых трав, добротных веников и ледяной воды, в прохладном и уютном предбаннике за кружкой пива пролетело незаметно. Выйдя из бани, он замер от увиденного. Солнышко, проскальзывая меж небольших тучек, как утка меж листьев кувшинок, уже скрывалось за горизонтом, озаряя небеса легким закатным румянцем. Верхушек столетних ёлок Графского леса, как огромная гребенка, четко выделялись на фоне вечереющего неба. Поля и низинка с родником, посередине них, отделявшие его от леса, были заполнены туманом. Он клубился, как будто под ним разгорался огромный костер. Верхушки деревьев перелеска у родника, как мачты затонувших кораблей, торчали над пеленой тумана. Листва на одной из верхушек трепетала, словно вымпел фрегата - «Погибаю, но не сдаюсь». Туман волнами накатывал все ближе и ближе, еще немного и поглотит, как девятый вал, все окружающее. Казалось, что кожей чувствовал прикосновение этого загадочного, вроде бы даже потустороннего пришельца. Да, подумал он, как же бедны, несчастны эти городские жители, что не могут видеть эту красоту, наслаждаться тем, что не увидишь ни в одном театре, фильме, да и не представишь себе в душном вагоне метро. Постояв еще немного, они пошли в дом.
Вечер провели в дружеской беседе и просмотре фильмов, которые Володя создавал по прошедшим охотам. Но тот рассказ, что он услышал в далеких шестидесятых, так глубоко запал ему в душу, что его сердцу был гораздо душевней и приятнее.
Утром, пока трасса была свободна от потока машин, он двинулся обратно в город, где нет этого тумана и погибших кораблей.

Пятого апреля 2017 года
30

Володя, спасибо! Очень интересное повествование. Такие переходы плавненькие из сюжета в сюжет. Под Новый год современного 21 века немного окунуться назад в прошлое, в ту страну, где мы родились, в Новый год середины 20 века - очень впечатлительно.
Но самое главное! Я теперь знаю, как правильно чистить лук! Нет, ну серьезно!

Гвелешапи написал(а):

Под Новый год современного 21 века немного окунуться назад в прошлое, в ту страну, где мы родились, в Новый год середины 20 века - очень впечатлительно.

Нажмите для раскрытия...

Мариш, спасибо! На самом деле я все сочинял не глядя на сравнение с нашими днями. Но, когда потом все сам прочел... ты оказалась права. Всех с Новым Годом, счастья, здоровья, успехов, самых ярких эмоций, полной морозилки, легкой тропы, надежного выстрела, ни хвоста, ни чешуи!!!!

Кваса захотелось!