m1tya
Завсегдатай
- С нами с
- 31/03/06
- Постов
- 1 241
- Оценка
- 1 909
- Живу в:
- Москва
- Для знакомых
- Дмитрий
- Оружие
- всякое разное
- Собака(ки)
- курцхаар
Какой бы ни была охота, удачной или не очень, возвращаться с неё всегда грустно. За окном машины проплывают сказочные пейзажи золотой осени, соблазняя остаться ещё на денёк. Но отпуск, которого ждал весь год, потрачен до конца и надо возвращаться в город, к отложенным на время делам и заботам. Проезжая приметные места, я невольно вспоминал, о чем думал, мечтал здесь 9 дней назад, предвкушая скорую охоту и торопясь в далёкую деревеньку, затерявшуюся где-то на просторах Кировской области. Спидометр наматывает километры на счётчик, но кажется, что идёт обратный отсчёт маленькому приключению и он полностью обнулится, когда машина остановится у подъезда дома глубокой ночью. И останется только вспоминать о прошедшей охоте…
…К обеду погода совсем испортилась. С севера наползли низкие свинцовые тучи, небо заволокло серой хмарью. Временами шёл мелкий дождь, и ветер тревожно шумел в кронах деревьев. Не торопясь, я шёл по лесной дороге, укрытой опавшими листьями, размышляя, решится ли выйти зверь на поле в такое ненастье?
Ещё думалось, что охота на овсах сродни весенним охотам на токах или на тяге, похожих на хорошо поставленный спектакль, актёры в котором - охотник и дичь, из года в год играют отведённые им роли. Вот на сцене, в полтретьего дня, появляется Охотник. Он остановился на опушке леса. Прислушался и осмотрелся. Впереди, на зарастающем березняком и редкими ёлочками поле, виднелась вышка, сразу за которой начинались посевы овса.
Шуметь больше нельзя. Охотник тихо, выверяя каждое движение, забрался на засидку. Отстегнул погон от карабина и поставил ружьё в угол. Притороченные к солдатскому вещмешку суконные штаны с курткой положил в сторонке. Достал шапку, сидушку, термос, пустую бутылку “Nestea”. Промерил дальномером дистанции, на которых может вестись стрельба. Посидев минут десять и остыв от ходьбы, переоделся в тёплое. И замер, прислушиваясь к лесным шорохам.
Медведь появился в 4 часа дня. Он поднялся из глубокого, захламлённого лога, неосторожно треснув сушиной и, как и положено медведю, залёг у опушки леса, чутко вслушиваясь, что творится на поле. Охотник о нём узнал из истеричной трескотни пестрых соек, снующих по веткам у самой земли и кажется готовых заклевать потревожившего их зверя. От накатившего волнения в висках Охотника застучали молоточки, сердце бешено забилось в груди, качая по венам наполненную адреналином кровь. «Он здесь, он пришёл», - вертелось в его голове…
…Волнение ушло так же резко, как и появилось. Сойки успокоились и разлетелись по своим делам. Время медленно потекло вперёд...
Прошёл час. По-прежнему моросило. Небо, затянутое до горизонта дождевыми облаками, ничего хорошего не сулило. Над перелеском в низинке лёг дымкой туман. Налетающие временами порывы ветра рвали его, бросали клочьями вверх, разнося по окрестностям тающие лоскутки. Но стоило ветру стихнуть, туман наползал снова, с упрямой настойчивостью отвоёвывая себе жизненное пространство. К ночи он окутает все кругом непроглядной пеленой и караулить зверя дальше не будет иметь никакого смысла.
И Охотник стал просить Бога послать ему хорошую погоду. Господь, обычно безучастный к увлечению Охотника охотой, на этот раз внял его молитвам и сотворил маленькое чудо. Дождь, как по щелчку выключателя, закончился. В облаках, гонимых на юг, стали появляться просветы, и вскоре небо слегка очистилось от туч. Бушевавший ветер стих, лишь пожелтевшие монетки березовой листвы на верхушках деревьев слегка дрожали от его дыхания. У Охотника появился шанс.
Он смотрел на поле и думал, откуда можно ждать появления зверя. Овес слева от засидки был уже хорошо укатан, образовав ровную площадку метров 10 шириной, тянувшуюся вдоль деревьев. Но справа он стоял ещё нетронутым, подходя вплотную к лесу. Если Медведь решит выйти по светлому, то непременно появится где-то в той стороне, чтобы иметь возможность в случае опасности сразу же скрыться в чаще.
Неожиданно тишину, повисшую над полем, нарушил шум крыльев. Стая тетеревов пролетела в паре десятков метров от вышки и расселась на берёзах напротив. Косачи уже полностью перелиняли в зимне-весенний наряд. Они резко выделялись черными угольками на жёлтом фоне осеннего леса. Посидев немного, черныши призывно забормотали, зачуфыкали.
Но пестреньких тетёрок сейчас интересовал хлеб насущный, а не любовные серенады, и птицы одна за другой спланировали на поле. Чуть погодя осторожные петухи последовали их примеру. Тетерева деловито прохаживались по земле, склевывая упавшие зерна. Но идиллия длилась недолго. Откуда ни возьмись, над полем серой тенью пронёсся ястреб-тетеревятник. В мгновение ока тетерева бросились врассыпную под защиту леса, взлетев не более чем на метр-два от земли. Хищник, оставшись ни с чем, сделал круг над полем и не спеша, с достоинством, удалился.
Где-то высоко в небе загудел турбинами пролетающий самолет. Под его шум Охотник потянулся, расправил затёкшую от долгого сиденья спину и снова замер.
Тетерева вернулись минут через сорок. Посидев на верхушках деревьев дольше обычного, птицы слетели в овёс справа от вышки – рядом с тем местом, где Охотник ожидал выхода зверя. Имея теперь в своё распоряжении надежных сторожей, которые непременно предупредят его о появлении Медведя, Охотник закрыл глаза и погрузился в полудрёму…
Разбудил его громкий треск крыльев поднявшейся стаи. Медведь прослушал поле и, не обнаружив опасности, стал обходить его краем леса. Он шёл уже не таясь, уверенный, что ему ничто не угрожает. Тут, Охотник, не зевай - развязка уже близка!
В ёлочках у края поля зашелестела пожухлая трава, и через мгновение из ельника вывалила массивная черная туша зверя. Медведь, подняв вверх лобастую голову, напряжённо ловил носом потоки воздуха. Тихо сбросив варежки на шинель, постеленную под ноги, я покосился на стоящий в углу карабин. Помявшись на краю несколько минут, медведь уверенно, как хозяин, смело вышел на поле. Его густая, чёрная как смоль шкура колыхалась и вздрагивала при каждом шаге.
Ружьё уже в руках. Терпеливо жду, когда кормящийся зверь подставится под верный выстрел. Медведь, занятый овсом, неспешно движется мохнатой, горбатой горой вдоль кромки поля. Но вот он остановился и, опустив голову, повернулся боком. Привстав с сидушки, я положил карабин на перила вышки и навел крестик прицела за лопатку зверя. От выстрела, разорвавшего вечернюю тишину, медведь подпрыгнул вверх и как-то неуклюже, медленно бросился в лес. Перезарядившись, успеваю послать вторую пулю вслед исчезающему среди деревьев зверю.
В наступившей тишине ловлю каждый шорох. Но не слышно ни предсмертного хрипа, ни бьющегося в агонии тела. Для охотника это самое мучительное время: выстрелить, но не знать, добыт трофей или нет. Или, что еще хуже, - выстрелить, но не найти. И хотя я на 200% уверен, что мертвый медведь лежит где-то в логу, в голову лезут сомнения и недобрые мысли.
Снова закапал дождик и поднялся ветер. До наступления темноты ещё около часа, и я решаю не ждать егеря, который должен заехать за мной только в 11 вечера. Переодевшись в лёгкую одежду и оставив на засидке все вещи, кроме карабина, спешу в деревню. Накрапывающий дождик обрушивается ливнем, оставляя надежду найти подранка по крови. Домой прихожу в глубоких сумерках, вымокший до нитки. Прикрутив к дробовику фонарик, забираем молодую лайку, для которой поиск моего медведя будет первой работой по зверю, и трогаемся в путь.
На раскисшей дороге, изрезанной глубокими колеями, засаживаем УАЗик и добираемся до вышки уже в полной темноте. Поиски на поле ничего не дают. Если и была кровь, её уже давно смыло дождём. Спускаем собаку с поводка рядом с тем местом, где медведь влетел в лес. Лайчонка, виляя «баранкой» хвоста и, видимо, расценивая происходящее как игру, покрутилась в ногах и наконец исчезла в чаще. Ждём минут пять – ни звука. Перекрестившись, плечом к плечу, с ружьями на изготовку заходим с егерем в лес и.... облегчённо выдыхаем: луч фонарика выхватывает из тьмы темную тушу мертвого зверя, уже припорошённую опавшей листвой...
Утром последнего дня, измученный бессонными ночами, после очередной неудачной попытки подманить лося, я решил развеяться и прогуляться в ближайший лес за рябчиками. Уже не раз я слышал в тех местах их мелодичный пересвист, да и Цунка по дороге на охоту, бывало, поднимала выводок, шумно вспархивающий с земли и со стрекотанием ругающийся на собаку. Однако то ли рябчики в то утро куда-то перелетели, то ли настроения у них не было отвечать на мой пищик, но никого я так и не подстрелил. Вконец расстроенный, в грустных мыслях я потопал назад и на крутом угоре остановился перевести дух. И тут я словно прозрел.
Вокруг, окутанная утренней дымкой, стояла тихая золотая осень. Над ещё сонной тайгой, простирающейся на многие километры палитрой желтых-зелёных красок, стоял негромкий говорок тетеревиного тока. Берёзы уже наполовину сбросили листву и в лёгкой грусти белели пестрыми стволами среди осеннего леса. Пахло утренней свежестью, палой листвой и хвоей соснового бора. Какая же КРАСОТА! Мне ли о чём-то жалеть в это прекрасное утро?!
Я вспомнил всё хорошее, что было за эту охоту: добытого медведя, красивую и страстную работу легавой, треск и грохот приближающегося лося, тихую глухариную песню на дальней вырубке, медведицу и медвежонком, беспечно кормящихся на овсяном поле, осеннюю тягу вальдшнепов, душевные посиделки с друзьями в бане и многое-многое другое...
Я ещё раз окинул взглядом осенний лес, стараясь зафиксировать в памяти этот момент, унести с собой на всю жизнь эту неброскую тихую красоту нашей Родины. Постояв немного и поправив ружейный погон, я поковылял вниз к деревне, снова погружаясь в раздумья…
…К обеду погода совсем испортилась. С севера наползли низкие свинцовые тучи, небо заволокло серой хмарью. Временами шёл мелкий дождь, и ветер тревожно шумел в кронах деревьев. Не торопясь, я шёл по лесной дороге, укрытой опавшими листьями, размышляя, решится ли выйти зверь на поле в такое ненастье?
Ещё думалось, что охота на овсах сродни весенним охотам на токах или на тяге, похожих на хорошо поставленный спектакль, актёры в котором - охотник и дичь, из года в год играют отведённые им роли. Вот на сцене, в полтретьего дня, появляется Охотник. Он остановился на опушке леса. Прислушался и осмотрелся. Впереди, на зарастающем березняком и редкими ёлочками поле, виднелась вышка, сразу за которой начинались посевы овса.
Шуметь больше нельзя. Охотник тихо, выверяя каждое движение, забрался на засидку. Отстегнул погон от карабина и поставил ружьё в угол. Притороченные к солдатскому вещмешку суконные штаны с курткой положил в сторонке. Достал шапку, сидушку, термос, пустую бутылку “Nestea”. Промерил дальномером дистанции, на которых может вестись стрельба. Посидев минут десять и остыв от ходьбы, переоделся в тёплое. И замер, прислушиваясь к лесным шорохам.
Медведь появился в 4 часа дня. Он поднялся из глубокого, захламлённого лога, неосторожно треснув сушиной и, как и положено медведю, залёг у опушки леса, чутко вслушиваясь, что творится на поле. Охотник о нём узнал из истеричной трескотни пестрых соек, снующих по веткам у самой земли и кажется готовых заклевать потревожившего их зверя. От накатившего волнения в висках Охотника застучали молоточки, сердце бешено забилось в груди, качая по венам наполненную адреналином кровь. «Он здесь, он пришёл», - вертелось в его голове…
…Волнение ушло так же резко, как и появилось. Сойки успокоились и разлетелись по своим делам. Время медленно потекло вперёд...
Прошёл час. По-прежнему моросило. Небо, затянутое до горизонта дождевыми облаками, ничего хорошего не сулило. Над перелеском в низинке лёг дымкой туман. Налетающие временами порывы ветра рвали его, бросали клочьями вверх, разнося по окрестностям тающие лоскутки. Но стоило ветру стихнуть, туман наползал снова, с упрямой настойчивостью отвоёвывая себе жизненное пространство. К ночи он окутает все кругом непроглядной пеленой и караулить зверя дальше не будет иметь никакого смысла.
И Охотник стал просить Бога послать ему хорошую погоду. Господь, обычно безучастный к увлечению Охотника охотой, на этот раз внял его молитвам и сотворил маленькое чудо. Дождь, как по щелчку выключателя, закончился. В облаках, гонимых на юг, стали появляться просветы, и вскоре небо слегка очистилось от туч. Бушевавший ветер стих, лишь пожелтевшие монетки березовой листвы на верхушках деревьев слегка дрожали от его дыхания. У Охотника появился шанс.
Он смотрел на поле и думал, откуда можно ждать появления зверя. Овес слева от засидки был уже хорошо укатан, образовав ровную площадку метров 10 шириной, тянувшуюся вдоль деревьев. Но справа он стоял ещё нетронутым, подходя вплотную к лесу. Если Медведь решит выйти по светлому, то непременно появится где-то в той стороне, чтобы иметь возможность в случае опасности сразу же скрыться в чаще.
Неожиданно тишину, повисшую над полем, нарушил шум крыльев. Стая тетеревов пролетела в паре десятков метров от вышки и расселась на берёзах напротив. Косачи уже полностью перелиняли в зимне-весенний наряд. Они резко выделялись черными угольками на жёлтом фоне осеннего леса. Посидев немного, черныши призывно забормотали, зачуфыкали.
Но пестреньких тетёрок сейчас интересовал хлеб насущный, а не любовные серенады, и птицы одна за другой спланировали на поле. Чуть погодя осторожные петухи последовали их примеру. Тетерева деловито прохаживались по земле, склевывая упавшие зерна. Но идиллия длилась недолго. Откуда ни возьмись, над полем серой тенью пронёсся ястреб-тетеревятник. В мгновение ока тетерева бросились врассыпную под защиту леса, взлетев не более чем на метр-два от земли. Хищник, оставшись ни с чем, сделал круг над полем и не спеша, с достоинством, удалился.
Где-то высоко в небе загудел турбинами пролетающий самолет. Под его шум Охотник потянулся, расправил затёкшую от долгого сиденья спину и снова замер.
Тетерева вернулись минут через сорок. Посидев на верхушках деревьев дольше обычного, птицы слетели в овёс справа от вышки – рядом с тем местом, где Охотник ожидал выхода зверя. Имея теперь в своё распоряжении надежных сторожей, которые непременно предупредят его о появлении Медведя, Охотник закрыл глаза и погрузился в полудрёму…
Разбудил его громкий треск крыльев поднявшейся стаи. Медведь прослушал поле и, не обнаружив опасности, стал обходить его краем леса. Он шёл уже не таясь, уверенный, что ему ничто не угрожает. Тут, Охотник, не зевай - развязка уже близка!
В ёлочках у края поля зашелестела пожухлая трава, и через мгновение из ельника вывалила массивная черная туша зверя. Медведь, подняв вверх лобастую голову, напряжённо ловил носом потоки воздуха. Тихо сбросив варежки на шинель, постеленную под ноги, я покосился на стоящий в углу карабин. Помявшись на краю несколько минут, медведь уверенно, как хозяин, смело вышел на поле. Его густая, чёрная как смоль шкура колыхалась и вздрагивала при каждом шаге.
Ружьё уже в руках. Терпеливо жду, когда кормящийся зверь подставится под верный выстрел. Медведь, занятый овсом, неспешно движется мохнатой, горбатой горой вдоль кромки поля. Но вот он остановился и, опустив голову, повернулся боком. Привстав с сидушки, я положил карабин на перила вышки и навел крестик прицела за лопатку зверя. От выстрела, разорвавшего вечернюю тишину, медведь подпрыгнул вверх и как-то неуклюже, медленно бросился в лес. Перезарядившись, успеваю послать вторую пулю вслед исчезающему среди деревьев зверю.
В наступившей тишине ловлю каждый шорох. Но не слышно ни предсмертного хрипа, ни бьющегося в агонии тела. Для охотника это самое мучительное время: выстрелить, но не знать, добыт трофей или нет. Или, что еще хуже, - выстрелить, но не найти. И хотя я на 200% уверен, что мертвый медведь лежит где-то в логу, в голову лезут сомнения и недобрые мысли.
Снова закапал дождик и поднялся ветер. До наступления темноты ещё около часа, и я решаю не ждать егеря, который должен заехать за мной только в 11 вечера. Переодевшись в лёгкую одежду и оставив на засидке все вещи, кроме карабина, спешу в деревню. Накрапывающий дождик обрушивается ливнем, оставляя надежду найти подранка по крови. Домой прихожу в глубоких сумерках, вымокший до нитки. Прикрутив к дробовику фонарик, забираем молодую лайку, для которой поиск моего медведя будет первой работой по зверю, и трогаемся в путь.
На раскисшей дороге, изрезанной глубокими колеями, засаживаем УАЗик и добираемся до вышки уже в полной темноте. Поиски на поле ничего не дают. Если и была кровь, её уже давно смыло дождём. Спускаем собаку с поводка рядом с тем местом, где медведь влетел в лес. Лайчонка, виляя «баранкой» хвоста и, видимо, расценивая происходящее как игру, покрутилась в ногах и наконец исчезла в чаще. Ждём минут пять – ни звука. Перекрестившись, плечом к плечу, с ружьями на изготовку заходим с егерем в лес и.... облегчённо выдыхаем: луч фонарика выхватывает из тьмы темную тушу мертвого зверя, уже припорошённую опавшей листвой...
Утром последнего дня, измученный бессонными ночами, после очередной неудачной попытки подманить лося, я решил развеяться и прогуляться в ближайший лес за рябчиками. Уже не раз я слышал в тех местах их мелодичный пересвист, да и Цунка по дороге на охоту, бывало, поднимала выводок, шумно вспархивающий с земли и со стрекотанием ругающийся на собаку. Однако то ли рябчики в то утро куда-то перелетели, то ли настроения у них не было отвечать на мой пищик, но никого я так и не подстрелил. Вконец расстроенный, в грустных мыслях я потопал назад и на крутом угоре остановился перевести дух. И тут я словно прозрел.
Вокруг, окутанная утренней дымкой, стояла тихая золотая осень. Над ещё сонной тайгой, простирающейся на многие километры палитрой желтых-зелёных красок, стоял негромкий говорок тетеревиного тока. Берёзы уже наполовину сбросили листву и в лёгкой грусти белели пестрыми стволами среди осеннего леса. Пахло утренней свежестью, палой листвой и хвоей соснового бора. Какая же КРАСОТА! Мне ли о чём-то жалеть в это прекрасное утро?!
Я вспомнил всё хорошее, что было за эту охоту: добытого медведя, красивую и страстную работу легавой, треск и грохот приближающегося лося, тихую глухариную песню на дальней вырубке, медведицу и медвежонком, беспечно кормящихся на овсяном поле, осеннюю тягу вальдшнепов, душевные посиделки с друзьями в бане и многое-многое другое...
Я ещё раз окинул взглядом осенний лес, стараясь зафиксировать в памяти этот момент, унести с собой на всю жизнь эту неброскую тихую красоту нашей Родины. Постояв немного и поправив ружейный погон, я поковылял вниз к деревне, снова погружаясь в раздумья…
Но шкура красивая!
