Охота охотник оружие охотничье оружие охотничьи собаки трофеи добыча патроны порох ружье


Охота охотник оружие охотничье оружие охотничьи собаки трофеи добыча патроны порох ружье

Библиотека

 

И. Зворыкин

Золотая осень

Строгий, увесисто-шумный подъем птицы, темпераментная легавая, трудная стрельба — волнуют.

Однако иногда хочется других ощущений, не столько втягивающих в страстные охотничьи действия, сколько позволяющих оставаться в стороне и любоваться, спокойно наблюдая.

Одной из таких спокойных охот является охота в сентябре на перелетных дупелей на пожнях, потных болотцах или на полевых луговинах с выдержанной собакой, обладающей крепкой, но страстной стойкой.

Обычно в начале сентября устанавливается золотая осень. В утреннем воздухе, несмотря на блеск солнца, разлита особая свежесть, а с нею как будто раскрываются прозрачные дали.

Роса и прохлада исчезают часа за два до полудня, оставаясь иногда и на целый день в самых тенистых местах. На полях делается сухо, солнце припекает, кое-где рдеют запоздалые цветы, а на подросшей отаве отдельные листья трав пестрят малиновыми, бурыми, лиловыми осенними красками.

Такие чудные дни золотой осени и коротки и немногочисленны, и если предаться волнующей охотничьей страсти, то день промелькнет быстро, оставив воспоминание о приятной охоте и погоде.

Вот почему в такие золотые дни я особенно люблю охоту, позволяющую любоваться и окружающим охотника миром, и работой собаки, и вспорхнувшим ленивым дупелем, не всегда сопровождая выстрелом его первый подъем, а позволяя ему доверчиво переместиться.

В такой сентябрьский день я однажды бродил с легавой собакой по лугам речки Тихомандрицы и, ощущая приятный пригрев северного солнца, любовался далями, кружащимися высоко в небе журавлями и охотился. Было самое время пролета дупелей, и я уже взял несколько штук, не сомневаясь в дальнейшей удачной охоте.

Собака снова сделала стойку, пригнувшись к земле, скрывая себя от птицы, и глядела на находившуюся шагах в десяти кочку с реденькими пучками травы, объеденной скотом. Собака, казалось, видела птицу. Отойдя в сторону на несколько шагов, я вдруг увидел дупеля, стоявшего на вытянутых ногах почти на том самом месте, где я только что старался его наглядеть.

Он стоял меж засохших метельчатых травинок, пригреваемый солнцем, несколько приклонив голову на поднятой вверх шее, и его клюв висел, как шпага, заходя на левую сторону туловища. Отчетливо были видны неморгающие темные глаза и ржаво-белые лепестки перьев. Это был крупный, упитанный старый дупель. Я залюбовался птицей.

Сделав шаг вперед, я невольно испугал дупеля. Не вытягивая туловища и не подгибая ног, он перепорхнул шагов на семь со свойственным ему глухим похрюкиванием «уру-урк» и перед тем, как опуститься, всплеснул кверху своими длинными рябыми крылышками на шелковистой бело-серой подкладке. Затем он сделал несколько мелких ускоренных шажков, нагнул голову под надломленную висевшую травинку и остановился, свесив клюв рядом с пышной шапочкой уцелевшего красного клевера.

Собака подвинулась на шаг и снова замерла, еще более пригнувшись к земле. Я поднял утерянное дупелем при взлете маховое перышко и положил его в портсигар на память.

Я пощадил эту птицу и пошел дальше. Дупелей на лугах было много. Среди них я не заметил ни одного, столь доверчивого и упитанного, как тот старик, которого я помиловал. Все остальные давали возможность выстрелить в меру, не разбивая птицу. Некоторые летели торопливым угонным полетом, видимо собираясь отлететь порядочное расстояние; другие, поднявшись, хоть и обнаруживали намерение сесть, но все же тянули.

Я настрелялся, а главное налюбовался осенней прелестью дня и замирающего тихого красочного вечера. Возвращаясь березовыми рощами, я невольно любовался стройными стволами деревьев, розовеющими к закату.

Лиловатыми, огнедышащими горами поднимались со стороны заката валы облаков. Когда я дошел до плотины, соединяющей два пруда, месяц уже дробил, словно колыхал, недвижимую водную гладь, и на небе, стояли мелкие барашки.

Облокотившись на широкий брус перил, я стоял, как на пароходе, а вода мерцала будто от движения. Я снял с плеча ягдташ и разложил на перилах закоченевших грузных дупелей. Луна освещала эти серенькие удлиненные фигуры с застывшими в разнообразных положениях клювами, и, если бы можно было их оживить, я рад был бы видеть, как они, глухо похоркивая, перепорхнули бы на окаймляющий воду илистый берег с реденькой осокой.

«Хурк-хурк» — прозвучало над головой, но в лунном свете я не мог насмотреть пролетевшего дупеля. Не мой пи это старик по пути в Африку?

Ночь была такая теплая, что, поужинав, я пил чай у раскрытого окна. Небо было попрежнему в барашках, они только выше поднялись. Луна, словно подтаявшая льдина, стлала полотнища между тенями и покрывала сплошным своим инеем луга. Река будто затянулась льдом. От нее доносилось бултыханье — ботал рыбоков...

 

И. Зворыкин
Библиотека
Copyright © 2002 — 2024 «Питерский Охотник»
Авторские права на материалы, размещенные на сайте, принадлежат их авторам. Все права защищены и охраняются законом. Любое полное или частичное воспроизведение материалов этого сайта, в средствах массовой информации возможно только с письменного разрешения Администратора «Питерского Охотника». При использовании материалов с сайта в Internet, прямой гиперлинк на «Питерский Охотник» обязателен.
Рейтинг@Mail.ru