Ю. Пукинский, С. Poo ,

кандидаты биологических наук

 

 

Поёт... Фото С. Роо

Нам довелось около десяти лет подряд каждую весну наблюдать глухарей на токах. Некоторыми из наблюдений, сделанных более чем на тридцати токовищах, мы и хотим поделиться.

Следует сразу подчеркнуть, что наши наблюдения нельзя безоговорочно обобщать. В основном они сделаны в южной половине Ленинградные участки соснового леса, примыкающего к открытому болоту или расположенного внутри смешанного лесного массива. В последнем случае сосняк образует как бы отдельное пятно, резко выделяющееся на общем фоне. Если взглянуть на такое «пятно» сверху, то будет заметно, что лес здесь почти всегда неровный и образует замкнутую впадину, высота деревьев в которой постепенно убывает по направлению к центру.

Поёт... Фото С. Роо.

Признаки токовища довольно характерны, они без особого труда распознаются даже на аэрофотоснимках. Например, в Лисинском учевольно незначительно и колебание из года в год численности птиц, тяготеющих к тому или иному токовищу. Если не считать печальных случаев варварского истребления глухарей человеком, то только полная вырубка леса способна прекратить существование тока, да и то не сразу. В течение многих лет после сведения леса случается ранней весной встретить на вырубке характерную примету тока, так называемые «чертежи». Конечно, причиной гибели тока может стать и лесной пожар, и массовое поражение леса энтомовредителями, но это случается в нашей области очень редко. Известно немало токовищ, насчитывающих более полувека существования.

Размеры токов изменяются в довольно широких пре­делах. Самое большое токовище из известных нам занимает площадь около одного/ квадратного километра, а самое маленькое — едва ли десятую часть его. Интересно, что в местах наших наблюдений большие тока обычно находятся .в крупных лесных массивах, а маленькие располагаются на окраинах болот. Площадь тока, однако, еще не определяет количества птиц на нем. В среднем, по нашим наблюдениям, на току присутствует, считая и молчунов, от пяти до десяти петухов. Самое большое число мошников, когда-либо наблюдав­шееся нами, составляет немногим более двух десятков, причем ток этот был средний по площади.

Внутри каждого токовища имеются излюбленные птицами места и даже отдельные деревья, на которых помета различной давности, так и на основании непосред­ственных наблюдений. Например, весной 1963 года мы наблюдали, как два глухаря в течение шести утренних зорь подряд токовали на одних и тех же деревьях. Похоже даже на то, что всё токовище поделено между певцами и на каждом из участков постоянно токует одна и та же птица. Много раз случалось, что оставшийся без хозяина участок пустовал несколько зорь подряд, в то время как по соседству продолжали петь не потревоженные птицы.

Песня окончена... Фото С. Роо

Чаще всего мошни ки поют на соснах, а в самый разгар токования - и на земле. По-видимому, это связано, с «глухариной точки зрения», с некоторыми удобствами: можно прогуляться по толстому суку, тут же рядом «столовая»— сосновой хвои сколько угодно. Но не всякая сосна глухарю по душе. Есть па току сосны стройные, островерхие, — они мало пригодны; а вот приземистые, корявые, с плоской вершиной и широкой, довольно жидкой кроной, в самый раз. Подобные деревья называют присадистыми.

Другие породы деревьев мошники редко балуют своим вниманием. Пение на березе, осине и деревьях других пород мы наблюдали в общей сложности не более десяти раз. Из сказанного не следует делать вывод, что повсюду дело обстоит именно так.ассказать лишь о том, что наблюдали собственными глазами, — и не больше.

Без подслуха и охота не охота! Каждый, кто хоть раз ожидал вечернего прилета глухарей, помнит, ко­нечно, как вслушивался в малейший шорох, нетерпеливо смотрел на часы, провожая взглядом заходящее солнце. Подслух — это прежде всего очарование уходящего дня, прелесть постепенно затихающих голосов лесного хора, это — надежда, ожидание, радость.

Всё сумрачней в лесу. Вот уж голос первого вальдшнепа нарушил короткие минуты затишья. Не пройдет, обычно, и четверти часа после начала тяги, как на токовище раздается взрывоподобное хлопанье, а подчас и тихий всплеск крыльев первого прилетевшего глухаря. Мы привыкли проверять размеренный ход лесных "'событий по началу тяги, и вальдшнепы редко обманывали нас больше, чем на пять—десять минут.

Песня окончена... Фото С. Роо

Но однажды после яркого солнечного дня небо затянуло тучами, да так быстро, что показалось, будто наступили вечерние сумерки, хотя до заката оставалось часа полтора. Тотчас же на ток буквально «посыпались» глухари. За каких-нибудь четверть часа их сле­телось больше десятка, по крайней мере столько можно было насчитать рассевшихся на вершинах сосен. Их было хорошо видно с небольшого пригорочка, примы кавшего к болоту, кроме того, рядом находилась широкая вырубка, через которую птицы тянули прямо, как вальдшнепы на небольшой высоте, и всех их можно было пересчитать.

Бывало и наоборот: давно уж носятся вальдшнепы над лесом, совсем стемнело, а глухарей всё нет, — дует сильный ветер, скрипят и качаются сосны. Мошники как будто выжидают, пока утихомирится погода, чтобы занять свои места. Случалось, петухи не прилетали до глубокой темноты, но наутро оказывались на месте. Вероятно, в ветреную погоду певцы приходят на ток «пешком» и пережидают непогоду «на полу».

Короткое затишье на границе дня и ночи неожиданно сменяется бурным оживлением. Огромные черные тени, промелькнув над самыми верхушками сосен, ныряют одна за другой в кроны деревьев. Повсюду раздается шум бьющих по воздуху и веткам крыльев, треск ломаемых с налета сучьев, характерное «хрюканье», следующее сразу же за посадкой глухаря на дерево. Петухи, как правило, в разгар токования слетаются дружно, в течение каких-нибудь двадцати—тридцати минут. Прилетев, они ведут себя по-разному: одни сидят тихо и неподвижно, другие начинают кормиться, а третьи явно проявляют намерение запеть: принимают типичные «токовые» позы — раскрывают хвосты, вытягивают вверх шеи, приспускают крылья. Демонстрация поз сопровождается перекличкой. Петухи «щелкают», иногда похрюкивают. Время от времени какой-нибудь из них учащает, сдваивает тэканье, и кажется, что в следующий миг оно перейдет в короткую дробь и неразрывное с нею точенье, но в последний момент всё учащающееся щелканье срывается в очередное «тэк-э-э». Можно подумать, что птица прочищает горло.

Дело не ограничивается только демонстрацией поз и перекличкой. Мошники любят в вечерних сумерках перелетать с дерева на дерево с характерным громким шумом, и иногда делают это очень дружно. Бывает так, что стоит одному из них сорваться с дерева и перелететь на другое, как весь ток оживает и приходит в движение. Звук перемещения легко отличим от подлета. Если последний всегда внезапен и резок, то первый не­четок и растянут. Сначала слышен не очень отчетливый шум слета глухаря с дерева, потом звук, сопровождающий полет в тесном пространстве между кронами деревьев, когда птица часто задевает крыльями за ветки, и наконец громкое хлопанье и треск сучьев при посадке. Подлеты и перелеты могут происходить в одно и то же время, и нужно внимательно следить за этим при подсчете птиц, чтобы не сбиться. Так, например, однажды шесть глухарей сделали за двадцать минут более двух десятков перелетов.

Обычно оживление на токовище продолжается около получаса, потом постепенно всё затихает и погружается в молчание, слышны еще звуки точенья отдельных, особенно активных петухов да брачный крик летающей неподалеку длиннохвостой неясыти.

Предрассветные песни. фото С. Роо

Крепко спят певцы, сидя где-нибудь в густом сплетении ветвей, невидимые и неслышимые. Случается, что вокруг охотника рассаживается с прилета несколько петухов, но уже минут через пятнадцать после того, как лес погрузится в ночную тишину, удается спокойно уйти, не потревожив их. Интересно, что глухари совер­шенно по-разному относятся к приближающимся и удаляющимся звукам. Почти всегда удается уйти чуть ли не из-под глухаря, в то время как приближение к нему на гораздо большем расстоянии заставляет мошника слететь с дерева.

Пробуждение жизни в лесу на рассвете наблюдать не менее интересно, чём ее угасание в вечерние сумерки. Еще в полной темноте пискнет где-нибудь в ветвях зарянка, чиркнет чем-то потревоженный белобровик или раскатится хохотом белая куропатка на ближайшем болоте. Иногда тишину разорвет крик журавлей, раздастся чуфыканье тетерева, просвистят утиные крылья, но раньше всех всё-таки просыпается глухарь. К тому моменту, когда начнется утренняя тяга вальдшнепов, мош- ники успевают спеть не одну песню.

Легкий шорох в ветвях извещает задолго до рассвета о том, что певец уже проснулся. Он как бы встряхи­вается спросонья. Реже, но довольно часто случается услышать звук перемещения птицы в пределах того же самого дерева, на котором она спала. Минут пять она прислушивается к тишине, потом раздается первое, еще не уверенное, но звонкое «тэк» — щелчок, который мош- ник издает в момент, когда клюв его широко раскрыт. В издавании этого звука клюв не принимает непосредственного участия, так как он всегда открывается значительно раньше и закрывается позже щелчка, а во время учащенного тэканья он вообще не закрывается, лишь слабо подрагивает в такт щелчкам.

Всё чаще тэканье, всё реже промежутки между отдельными звуками, щелчки сдваиваются, и вот наконец уже звучит первая полная песня, следующая неотделимо от предшествующей ей короткой дроби. Между первым щелчком и началом настоящего токования проходит иногда не более трех—пяти минут, если, конечно, птицу ничто не потревожит.

В последней декаде апреля, в самый разгар токования, глухари начинают петь в третьем часу ночи, а в начале мая — еще раньше. В темноте, до появления явных признаков рассвета, песня следует за песней почти без перерыва. Это — время «короткой песни»: два-три сдвоенных щелчка, затем дробь, и вот уже несется всё ускоряющийся шепот глухого колена.

Есть один звук в песне, который слышен лишь на очень близком расстоянии, буквально в упор. Этот звук напоминает шорох сыплющегося с небольшой высоты гороха в деревянную посуду. Сравнение, возможно, не слишком удачное, но существенно то, что звук дробен и явно имеет «деревянный» тембр. Этот звук, на наш взгляд, является следствием нескольких быстрых смы кании клюва во время глухой части песни и, пожалуй, является единственным звуком во всей песне, в котором клюв принимает непосредственное участие.

Вероятно, многие охотники были удивлены и разочарованы, наблюдая впервые глухаря, поющего в темноте: уж слишком велико несоот­ветствие между азартным токованием и весьма про­заической позой мошни ка! Птица сидит обычно в полствола, где-нибудь в густом сплетении ветвей. Ее хвост собран узким пучком и вытянут почти параллельно земле. Мошник сидит спокойно, редко перемещается по суку, а еще реже перелетает с дерева на дерево. Его присутствие выдают только частое содрогание зоба и головы в момент точения да более плавное и размеренное движение всей шеи, которую он приподнимает в начале глухого колена и опускает с его окончанием.

Токует на земле Фото С. Роо

Одновременно, в такт точенью, слегка распускается собранный хвост. То увеличивающееся, то уменьшающееся темное пятно в густом переплетении ветвей и выдает певца человеку.

С наступлением рассвета (и это связано, на наш взгляд, именно с изменением условий освещенности) характер токования значительно изменяется. Происхо­дит явное оживление в поведении петухов, но в то же время активность пения сильно снижается.

Птицы выбираются на более видные места, меняя при этом деревья, а иногда спускаются на землю. Токование чередуется с довольно длительными перемолч ками, во время которых мошники усиленно кормятся хвоей, одновременно расхаживая по толстым сучьям и периодически издавая хрюкающие звуки. Пе- ремолчки во время тока — обычное явление, и не нужно думать, что они обязательно вызваны какой-то внешней причиной. Если в непосредственной близости находится несколько петухов, то они чутко следят друг за другом, и неожиданная активизация одного немедленно вызывает оживле­ние среди остальных.

Яркое, неповторимое впечатление оставляют сцены масового токования на земле. Случается так, что, попев немного па деревьях, глухари, как по команде, разом спускаются «на пол». Пение на земле наиболее характер­но для периода разгара токов и, вероятно, связано с присутствием на токовище глухарок. По крайней мере, нам неоднократно приходилось наблюдать, как глухари, заметив севшую поблизости копалуху, немедленно слетали к ней вниз. Кроме того, часто наблюдая из скрадка токующего на земле глухаря, мы видели рядом с ним одну или даже несколько глухарок, молча ходящих рядом, обычно впереди певца. Во время пения он, казалось бы, не слишком много внимания обращает на самку, однако на самом деле она является для него центром притяжения и как бы «водит» его по току. Характерно, что присутствующие иногда тут молчуны пытаются приблизиться к глухарке, как только певец, увлекшись, немного отойдет от нее, но немедленно встречают с его стороны отпор. Он устремляется к сопернику с громким сдвоенным тэканьем, и тот, поджав распустившийся было хвост, убегает в ближайшие кусты, откуда и следит за событиями, ожидая нового благоприятного момента.

Весенняя идиллия... Фото Ю. Пуканского

Мы сказали, что глухарка «водит» петуха по току, однако, с другой стороны, создается впечатление, что и глухарь «пасет» глухарку или даже несколько самок сразу. Они держатся впереди него, и как только одна из них пытается уйти в сторону, петух, токуя, немедленно заходит сбоку и гонит ее к остальным.

Когда петухи спускаются разом на землю, всё смешивается в один клубок звуков: хлопанье крыльев в момент, когда сразу несколько птиц почти одновременно подскакивают вверх, щелканье, точение, хрюканье... Ток кипит, повсюду видны огромные черные силуэты птиц, медленно бродящих по токовищу с распущенными хвостами и поднятыми вверх шеями. Некоторые из них сходятся грудь грудью, и кажется, что вот-вот вспыхнет драка, но обычно дело оканчивается миром. Лишь изредка вступает в силу закон природы, по которому побеждает сильнейший, и тогда в воздух летят пух и перья!

Интересно, что в песне глухаря па земле есть одна особенность, которую нам удалось заметить на очень близком расстоянии, наблюдая певца визуально, а не только слушая его. Дело в том, что быстрая дробь, следующая за сдвоенным тэканьем, как нам казалось, неотделима от точенья. Иными словами, если глухарь дал дробь, то он неминуемо через мгновение заточит. На дереве это действительно так; случалось даже, что «допевали» на лету спуганные или раненые птицы, слетев­шие с дерева. Но на земле дело обстоит иначе. На несколько обычных полных песен приходится одна, во вре­мя которой птица после дроби не точит, а в крайнем возбуждении подскакивает с громким хлопаньем крыльев. Точенья действительно нет, так как подскок короче глухого колена, и если бы оно просто заглушалось шумом крыльев, то слышен был бы конец песни.

У гнезда фото Ю. Путинского

Если с вечера ударил хороший заморозок и сковал мох прочной ледяной коркой, а утро выдалось тихое и безветренное, без тумана, — тогда есть надежда увидеть токование на земле. Глухарям легко передвигаться по болоту, и они охотно спускаются «на пол».

Петухи стремятся в разгар токованья петь на земле, потому что это необходимо для спаривания. Если погода теплая, а на току много воды, они вынуждены искать место посуше и обычно находят его в прилегающем к заболоченному токовищу чернолесье. Поэтому иногда наблюдаешь кажущееся перемещение центра тока к какому-либо более сухому краю токовища.

 

Массовое токование на земле удобнее всего наблюдать из скрадка, построенного на заранее облюбованном месте. Глухари с полным безразличием относятся к таким сооружениям, и нам неоднократно улыбалось счастье подолгу наблюдать отдельных птиц, а также группы из двух-трех мошников на расстоянии пяти—десяти метров от шалаша!

Сколько песен может спеть глухарь за зорю?

Должны признаться, что мы и не предполагали, какое это огромное количество, пока однажды утром сами не подсчитали.

На каждый десяток песен из полного коробка откладывалась одна спичка. Через полтора часа коробок был пуст, а певец и не думал униматься. В отдельные момен ты частота пения достигала шести-семи полных песен в минуту! На вечерней зоре повторилось то же самое. В целом, можно без преувеличения сказать, что жарко поющий петух может спеть не менее шестисот—семисот песен за зорю, если не больше! Конечно, не всегда глу­хари поют так азартно; обычно это бывает в теплую пасмурную погоду с чуть-чуть накрапывающим дождичком. Дождь сам по себе не является определяющим признаком, просто он, как правило, присущ теплой пасмурной погоде, благотворно влияющей на токование в период разгара токов. Кроме того, погодные условия, и в первую очередь температура воздуха, наиболее благоприятные для токования, различны для разных его периодов. Так, если в начале и в разгаре токования на его интенсивность положительно действует потепление, то в конце — как раз наоборот: заморозок.

Чем не павлиний хвост!.. Фото Ю. Пукинского

Мнение о том, что глухари поют утром только в предрассветных сумерках, распространено очень широко, од­нако оно не соответствует действительности. Дело в том, что не глухари бросают петь на рассвете, а не в меру ретивые охотники распугивают и разгоняют осторожных птиц. Правда, по мнению некоторых опытных охотников, в момент восхода солнца у некоторых птиц, в частности и у глухаря, наблюдается общее снижение активности, наступает как бы пауза. Мы такого явления не замечали.

Очень часто на непуганых токовищах птицы, закончив токовать, еще долго остаются на деревьях. Они молча кормятся сосновой хвоей или спускаются на землю и бродят по болоту в поисках прошлогодней клюквы. Некоторые мошники почти весь день проводят на току. Нередко можно услышать в дневное время скирканье потревоженной человеком птицы. Иногда, разомлев на солнышке, какой-нибудь мошник вдруг начинает петь посреди белого дня, но вскоре, опомнившись, бросает это бесплодное занятие. Пение посреди дня — явление довольно редкое, однако не исключительное.

Что касается пения в утренние часы при взошедшем солнце, то это обычное явление на любом не распуганном току, где птиц редко тревожит человек. В таких местах глухари поют зачастую до семи-восьми часов утра, а при некоторых ухищрениях со стороны человека—еще дольше. Так, например, на одном из токов весной 1963 года нам удалось в течение ше сти дней подряд удерживать двух мошни ков на месте и буквально заставлять их петь до восьми-девяти часов утра. Конечно, мы не привязывали их веревками к деревьям! Мы всего-навсего подражали звукам глухариной песни и квохтанью глухарки, сидя в шалаше, и делали это именно в те момен­ты, когда петухи переставали петь и начинали кормиться.

В качестве весьма поучительного примера мы хотим привести самые свежие наблюдения, сделанные нами весной 1964 года:

•  апреля один из глу харей токовал на земле с трех часов ночи до двух ча
сов дня, и при этом спел более трех тысяч песен! По года была ветреная и пасмурная, с редким снегопадом.

•  и 25 апреля этот же глухарь пел до 11 часов дня. Первый день был пасмурный, другой — со снегопадом. Остальные глухари, присутствовавшие на току, пели на
земле до восьми-девяти часов утра, потом рассаживались по деревьям и время от времени начинали токовать снова, — вероятно, подзадориваемые азартным пением первого самца.

В эти же дни мы наблюдали спаривание этого «глав ного» петуха с несколькими глухарками. Оно происходило в течение трех дней на одном и том же месте.

Отношение глухарей к некоторым посторонним звукам, раздающимся поблизости, бывает нередко совер шенно необычным.

Возбуждающе действуют на певцов такие звуки, как шум проходящего вдали поезда, гудок паровоза, гул пролетающего самолета и даже отдаленный лай собак в населенном пункте. Все они являются для глухарей привычными звуковыми атрибутами современного леса.

Интересно, что глухарь совершенно не обращает внимания на щелчки затвора фотоаппарата и на вспышки импульсной лампы (правда, это 0,002 секунды!) при фотосъемке даже с расстояния пяти—семи метров. Оче­видно, слабый щелчок фотозатвора — звук совершенно незнакомый глухарю и, может быть, поэтому не вызывает у него подозрений. Вообще мы заметили, что глухарь гораздо доверчивее относится к звукам, источник которых не перемещается в пространстве, даже если они раздаются поблизости.

В то время как крики журавлей на ближайшем бо­лоте, голоса крупных сов, барабанная дробь дятлов и тому подобное совершенно «не интересуют» токующих глухарей, звуки подражания их собственной песне, а еще более «хрюканье» на близком расстоянии приводят птиц в сильнейшее возбуждение. Не менее сильно действует на них чуфыканье тетерева или воспроизведение этого звука человеком. Однажды мы наблюдали, как несколько мошников слетелись к нашему скрадку на звук чуфыканья и несколько минут подряд пытались обнаружить наглеца, осмелившегося вторгнуться в их владения. Вид у них был при этом самый воинственный. Между прочим, совершенно так же они ведут себя по отношению к молодым молчунам своего же рода-племени, прогоняя их на деревья, как только те спускаются «на пол» в пределах видимости взрослых (старых) птиц.

Прерванная песня. Фото С. Роо

Примечательно отношение глухаря к огню. Оно совершенно различно к постоянному свету костра, сопровождаемому потрескиванием горящих сучьев, и к внезапному зажиганию спички или карманного фонаря. Если на костер птицы, как правило, не обращают внимания (при условии тишины и неподвижности вокруг костра), то спичка или фонарик способны как ветром сдуть с дерева глухаря, мирно спавшего глубоким сном где-нибудь в густой кроне!

У нас были случаи, когда мошники рассаживались с прилета в нескольких десятках метров от яркого костра и наутро пели наравне с другими, находившимися в отдалении. А бывало и так, что сонный глухарь, согнанный с дерева спичкой неосторожного курильщика, пролетал над током, тревожно скиркая, будил остальных, и наутро лес молчал...

Много еще разных обычных и необычных явлений можно увидеть на току. Каждый рассвет не похож на предыдущий, каждый таит в себе что-нибудь новое, неожиданное, добавляет крупинку опыта и знаний к накопленным раньше.