В том, что итальянцы славные парни, мы убедились сами. Веселые. И в этой части очень похожи на нас. Больше всего они обожают хорошую компанию, доброе вино и…женщин. Без них быстро скисают. О пицце, макаронах и тому подобном, не говорю – бытово.

Встречаются среди них и охотники. Не так много, как у нас, но встречаются. Правда, по большей части, птичники. Зверя, видите ли, у них нет. А чего, спрашивается, перебили?

- Не водится, - отвечают.

- Почему? До ледникового периода везде водился.

- Зато мы появились, - смеются.

Кабаны, гонимые опасностью, уходили всё дальше от одного леса к другому, от яра к яру, быстро пересекая открытые участки, нигде не задерживаясь. Мы никак не успевали догнать стадо. Лишь к трём часам пополудни удача просияла и расплылась в улыбке: был взят подсвинок и ранен другой. Кабан, ещё не истощённый зимовкой, находил в себе силы не отставать от собратьев. Надо было во что бы то ни стало его добрать.

Всё повторилось сначала, с той лишь разницей, что теперь нашим вниманием завладел след. Кровь была не столь обильной, чтобы ожидать скорой лёжки кабана.

Чёрный был не местный. Ещё в молодости со стадом он пришёл на Сумщину из глухих болот Белоруссии, да так и остался здесь. Трудно сказать, что заставило стадо Чёрного пуститься в такое длительное путешествие. Скорее всего в поисках пищи оказались кабаны в этой местности.

В здешнем стаде он долгое время держался в сторонке, робел, привыкал. Секачи, что постарше и покрупнее, не раз задавали ему трёпку, когда он, забыв об осторожности, приближался к ним во время кормёжки. Но Чёрный рос и набирался сил.

- Вы говорите, не спят? – подбоченясь произнёс не по годам жизнерадостный и подвижный дед Порфирьич. – Ещё как!

Жарко пылала печь, потрескивали сухие дрова. В охотничьем домике было тепло и уютно. Намаявшиеся за день охотники, сытно поужинав и напившись горячего чаю, разомлели. За окнами сумерки уже давно уступили место непроглядной тьме.

Порфирьич продолжал:

- В ту пору я в этих местах лесником работал. Ни одна охота без меня не проходила, каждый кустик и деревце знаю. Всякого люда повидал.

Охотились, значит, мы на кабана.

...Дивная стоит нынче зима: хорошая пороша, солнечные деньки, морозец не крутой, не мешает ходить завируха. Раздолье охотнику. И то сказать, опостылели нашему брату оттепели, туманы и дожди средь зимы – радуется каждому погожему дню. Вот только зверь будким стал, на слуху лежит, настёганный – трудно такого взять без доброй собаки.

Но, случается, если собака не подвела, то охотник сплоховал. А и без добычи, когда славный денёк, возвращаться не горестно. Дышится легко, думается ясно. Сам ты какой-то не такой. Добрее, что, становишься?

Номер…Для непосвящённого это просто цифра, обозначающая, допустим, дом, квартиру, транспортный маршрут, телефон, да мало ли ещё что.

- Выбирай, па-алковник…Тут всякие. На вкус, вес и рост, - широким жестом руки пригласил Силыч гостя поближе к столу.

Осень замолаживала. Погоды стояли дивные, хотя на северах уже чувствовалось дыхание зимы. Подтягивалась утка, подкочевывал на кормовые места гусь. В пойме Сулы упала вода, и образовались в плавнях по ее руслу, как в Карельских тундрах, пропасть маленьких озерец. На них к ночлегу с полей валом валила перелетная птица. Лет начинался в сумерках и длился не более тридцати- сорока минут, заканчиваясь в полной темноте. Но что это был за лет!? Огромные стаи взматеревших красавцев – крякашей падали на болотца мелководий с разных сторон. Плавни в секунду превращались в бедлам.

В конце сентября ко мне нежданно – негаданно явился Санька Козачек. Поздравив с днем рождения (и от кого только узнал), он пригласил меня поехать на Сулу. Я согласился с условием, что браконьерничать он не станет. На том и порешили. В канун выезда к нам присоединился давний Санькин дружок Виктор, как оказалось, проще меня смотревший на его выкрутасы.

Стояла долгая и сухая осень. Собственно, она только обозначилась. Инерция лета чувствовалась во всем. Лист еще не тронула охра и желтизна. Кругом зеленела отава, на поздних медоносах вовсю трудились шмели и пчелы.

В один из августовских дней мы ехали с Павловичем на Сулу. Обещая показать мне «царство непуганой птицы», он всю дорогу не умолкал. Ему было что рассказать, много повидал в жизни. Его, казалось, нескончаемый монолог прервали гуси. Стая неожиданно появилась из-за придорожных осокорей и повисла над шоссе. Вереница летела по-над трассой впереди машины и совсем не высоко. Павлович от неожиданности чуть не нырнул в кювет и, чертыхнувшись, сбавил газ. Я прилип к лобовому стеклу и жадно рассматривал птиц, словно видел впервые.

- Это местные. Серые.