• Из-за закрытия китайского заведения, где мы раньше втречались, до того, как найдем, что-то подходящее для постоянных встреч, договариваемся о ближайшей встрече, на каждый первый четверг месяца, здесь: Кто в четверг к китайцам???

ИЗОБРАЖЕНИЕ ОХОТЫ в русской литературе

Автор темы

Шугай

Старейшина
Регистрация
10/02/04
Сообщения
1 115
Реакции
428
Адрес
С-Петербург, Зеленодольск, Новороссийск, Северодви
Для знакомых
Игорь
Охочусь с
1982
Оружие
ИЖ-12 и др.
Собака(ки)
Курцхаар, пара РГ
ИЗОБРАЖЕНИЕ ОХОТЫ
В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ


В русской художественной классике охота нашла глубокое и многостороннее выражение.
Охотничья тематика чувствуется уже в самом раннем периоде классики – и в неторопливых «виршах» Сумарокова («Охотничья песня»), и в узорчатой лирике Державина («Охотник» и др.)
И.А. Крылов, мудрец-баснописец, широко пользовался аллегориями, взятыми из животно-птичьего мира.
А.С. Пушкин, не будучи охотником, создал тем не менее незабываемые картины охотничьего быта. Всем и каждому памятно начало «Графа Нулина» («пора, пора, рога трубят…»), как памятны отрывки из «Осени», где в одной строке: «…и будит лай собак уснувшие дубравы» - чудесно передаётся красота русской осенней охоты. Чувством охоты пронизано и стихотворение «Зима»: «Что делать нам в деревне…» В этом стихотворении охота показывается уже не со стороны, не глазами наблюдателя, а путём непосредственно личных впечатлений:

«Пороша. Мы встаём, и тотчас на коня,
И рысью по полю, при первом свете дня…» и т.д.​

Немало охотничьих мотивов находится в неоконченных и неотделанных пушкинских стихах («В лесах Гаргафии счастливой», «Шумит кустарник»).
Наконец, в 1830 г., т.е. в год, предшествовавший работе над «Сказкой о царе Салтане», Пушкин пишет сказку-поэму («Как весенней теплой порою», в которой замечательно воссоздает фольклорно-звериный лесной мир.
Поэзия Пушкина дорога и близка каждому читателю-охотнику и картинами русской природы, воплощенными в ней с осязаемой наглядностью, с предельной мелодичностью и певучестью.
Пушкин был не только крупнейшим поэтом, но и гениальным основоположником русской художественной прозы. В прозе Пушкина, как и в его стихах, мы опять-таки обнаруживаем мотивы охоты. В лице Троекурова, одного из основных героев «Дубровского», читатель встречается с охотником-феодалом, с барином-борзятником, на псарне которого щенята содержались в лучших условиях, нежели крестьяне. Одна из самых прелестных пушкинских новелл – «Барышня-коестьянка», этот подлинный «маленький роман», - целиком развертывается и протекает на фоне охоты. На охоте происходит первая встреча героев – Лизы Муромской и Алексея Берестова, на охоте предопределяется и счастливая развязка новеллы: примерение враждовавших между собой родителей Алексея и Лизы.
Широко, красочно и разносторонне отражена охота и в произведениях великого русского поэта Н.А. Некрасова.
Некрасов всю жизнь был горячим и страстным охотником. В одном из стихотворений («на первые шаги…», 1874 г.) он говорит:

«Мой лучший друг – легавая собака,
Да острый нож, да меткий карабин».​

В «Унынии», написанном в том же 1874 г., т.е. за четыре года до смерти, поэт так зарисовывает свои верховые охотничьи прогулки:

«…Когда Кадо* бежит опушкой леса
И глухаря нечаянно спугнет,
На всем скаку остановив Черкеса,
Спущу курок, и птица упадет…»​

В письмах Некрасова Тургеневу, относящихся к началу 50-х годов, т.е. к периоду наиболее тесной дружбы, имеется масса интереснейших подробностей, обрисовывающих Некрасова как прекрасного охотника!
Охота была для Некрасова плодотворным творческим отдыхом и одновременно одним из средств наиболее тесного общения с природой и народом. Многие замечательные стихотворения и поэмы Некрасова созданы в результате его охотничьих скитаний. «Крестьянские дети», «Коробейники», «Саша», «Орина, мать солдатская», «На Волге» и другие – всё это с полным основанием и правом можно назвать «Записками охотника» на языке поэзии.
Некрасов с большой любовью изображал трудящихся крестьян и с гневом, с уничтожающим сарказмом – помещиков. Это целиком обнаруживается и в охотничьих типах, созданных Некрасовым. Крестьянин Саввушка, погибший в единоборстве с «СОРОК ПЕРВЫМ» медведем («В деревне»), показывается во всей своей удалой силе, во всей сердечной сыновней заботливости и любви к старухе-матери, от имени которой ведётся рассказ. Добр и умен, простодушен и поэтичен старый Мазай («Дедушка Мазай и зайцы»). Наоборот, помещики-охотники, выведенные в поэмах Некрасова, отличаются, как пушкинский Троекуров, жестокостью и эгоизмом, грубостью и самодурством.
С большой зоркостью и полнотой выведен образ псового охотника, российского барина в поэме «Псовая охота» (1846 г.).
Псовая охота привлекала внимание и других поэтов, в частности А. Фета, разработавшего эту тему в лирическом плане.
Соколиная охота, ещё более древняя, нежели псовая, ярко зарисована в одной из поэм А. Марлинского («Охота»)
Нашла своё место охота и в теплой лирике А.К. Толстого. Его стихотворение «На тяге» - одно из самых любимых в кругу охотников-любителей. Оно служит как бы поэтическим дополнением к гениальному описанию вальдшнепиной тяги в «Анне Карениной» Л.Н. Толстого.
Еще полнее, глубже и обширнее показана охота в классической русской прозе.
В 19852 г. появились две замечательные книги: «Записки охотника» И.С. Тургенева и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» С.Т. Аксакова.
С.Т. Аксаков – беллетрист, мемуарист и натуралист – является родоначальником русской охотничье-исследовательской, художественно-монографической литературы. Он – пионер живой природы в художественном слове. Книга Аксакова была с восторгом принята в тогдашних литературных и читательских кругах. И.С. Тургенев в своей рецензии, написанной в форме письма к Некрасову, дал очень высокую оценку аксаковским «Запискам». Тургенев отметил не только охотничье-натуралистическую ценность книги Аксакова, но и её большую художественность: «Это настоящая русская речь, добродушная и прямая, гибкая и ловкая. Ничего нет вычурного и ничего лишнего, ничего напряженного и ничего вялого – свобода и точность выражения одинаково замечательны».
«Записки» Аксакова, на которых воспиталось несколько поколений охотников, натуралистов и просто любителей природы, до сих пор сохранили свою художественную и научную ценность.
Их значимость в литературе можно сравнить с впечатлением от картины Саврасова «Грачи прилетели» в изобразительном искусстве: Саврасов первый открыл красоту русского пейзажа; Аксаков впервые показал жизнь птицы и зверя в условиях подлинной природы.
Вдохновенный художник русской природы, страстный охотник, И.И. Левитан никогда не расставался с «Записками» Аксакова.
Но драгоценный вклад Аксакова в охотничью литературу не ограничивается «записками». В книге «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах» Аксаков собрал превосходные по точности охотничьи наблюдения. Немало охотничьих зарисовок имеется в его эпопее «Детские годы Багрова-внука». Молодым и страстным охотничьим чувством овеян «Очерк зимнего дня».
«Записки охотника» И.С. Тургенева – одна из самых обаятельных книг в русской классике – была неизмерно шире и значительнее своего заглавия. Книга убедительно доказывала, что охотничья тема предоставляет писателю неограниченные возможности и для пейзажно-лирического жанра, и для психологического портрета, и для больших обощений социального порядка. Писатель, обобщая свои охотничьи наблюдения, нарисовал яркую и правдивую картину русской крепостной деревни.
Огромна и художественная ценность «Записок охотника» с их изяществом формы, прелестью пейзажа и плавной мелодичностью языка.
Кроме всего, тургеневские «Записки» глубоко запечатлели красоту и поэзию природы и охоты. Образ Ермолая давно уже стал нарицательным в охотничьей среде. Описание вальдшнепиной тяги («Ермолай и мельничиха»), утиной охоты («Льгов»), охоты с гончими и борзыми («Чертопханов и Недопюскин») – всё это передано с настоящим пафосом охотника.
Этот пафос получает свое завершение в заключительном очерке «Записок» - «Лес и степь», звучащем как величальная охотничья песня.
Охотничья страсть Тургенева была очень глубокой и острой. Она проходит через всю его жизнь. Когда в 1869 г. один из французских журналов обратился к Тургеневу с письменным вопросником, писатель, в ответ на вопрос:»Ваше любимое занятие?» - написал: «Охота». Охота, помимо «Записок», воплощена и в ряде других рассказов Тургенева: «Три встречи», «Поездка в Полесье», «Степной король Лир», «Бригадир», в отдельных стихотворениях, в прозе и т.д. Прекрасны тургеневские рассказы о собаках – «Муму» и «Пегас».
В произведениях Тургенева рассеяна также масса образов, эпитетов и выражений, взятых из охотничьего быта и обихода.
Весьма богато охотничьими сценами гениальное творчество Л.Н. Толстого. Охотничьи страницы Толстого – лучшее из всего, что когда-либо писалось об охоте на всех языках мира. В своих творениях – в «Войне и мире» и «Анне Карениной» - Толстой не случайно останавливается на описаниях охоты: они содержат характернейшие детали, помогающие психологическому раскрытию основных героев этих произведений - Левина и Облонского, Николая и Наташи Ростовых.
Вместе с тем его описания вальдшнепиной тяги, болотной охоты и «отъезжего поля» являются совершенно самостоятельными произведениями охотничьего жанра. В охотничьих картинах «Войны и мира» и «Анны Карениной» полностью отпечаталась та изобразительная мощь, та наблюдательность, которые действительно оживляют и одухотворяют в творчестве Толстого и природу и людей.
«Война и мир» и «Анна Каренина» - наиболее яркие, но далеко не единственные следы охотничьей страсти Л.Н. Толстого. Сцены охоты есть в «Детстве» и в «Казаках». Если же читатель откроет толстовские «Русские книги для чтения», он наёдет в них в них целую галерею самостоятельных охотничьих рассказов. Эти рассказы касаются самых разнообразных охот.
Коротенький рассказ «Как в первый раз убил зайца» напомнит каждому охотнику его незабвенную первую охоту. Удивителен по своей отточенной живописности, достигаемой самыми обычными средствами, самыми простыми словами, рассказ «Русак». Рассказ «Охота пуще неволи» с предельным напряжением показывает охоту на медведя. Трогателен цикл рассказов о собаке Бульке.
Рядос с великими именами А.С. Пушкина и Л.Н. Толстого, Н.А. Некрасова и И.С. Тургенева следует отметить скромные, но по-своему тоже замечательные имена Н.Н. Толстого и Е.Э. Дриянского.
Н.Н. Толстой – старший, любимый, рано умерший брат Л.Н. Толстого. Лев Николаевич не раз отмечал в дневниках и письмах, что он находится под большим влиянием разностороннего ума, обаятельного характера и литературного таланта своего старшего брата-друга. О литературном таланте Николая Николаевича Л.Н. Толстой отзывался так: «…качества же писателя, которые у него были, были прежде всего тонкое художественное чутье, крайнее чувство меры, добродушный веселый юмор, необыкновенное, неистощимое воображение…».
В 1851-1854 гг. братья Толстые вместе служили на Кавказе: Николай Николаевич – в качестве артиллерийского офицера, Лев Николаевич – в качестве юнкера.
В 1857 г. в журнале Некрасова «Современник» (№2) появился на первом месте цикл очерков Н.Н. Толстого «Охота на Кавказе». Свои впечатления от очерков Некрасов выразил в письме к Тургеневу 22 апреля 2857 г.: «Задачу, которую автор себе задал, он выполнил мастерски и, кроме того, обнаружил себя поэтом. Поэзия тут на месте и мимоходом выскакивает сама собою… талант наблюдения и описания, по-моему, огромный – фигура старого казака вначале чуть тронута, но, что важно, не обмельчена, любовь видна к самой природе и птице, а не описание той и другой. Это вещь хорошая…».
Тургенев тоже высоко оценил «Охоту на Кавказе».
Очерки Н.Н. Толстого – красочное описание кавказской природы и охоты (а частично быта и людей). Очерки написаны свободным, легким и образным языком, насыщены большим лирическим чувством.
«Охота на Кавказе» интересна и как документ, характеризующий ту обстановку и среду, в которой жили и вращались братья Толстые.
«Охота на Кавказе» - не единственное произведение Н.Н. Толстого. В 1926 г. в журнале «Красная новь» (№5 и №7) была опубликована большая повесть Н.Н. Толстого «Пластун», а в 1927 г. в сборнике «Охотничье сердце» - «Охотничьи записки».
Повесть «Пластун» (из быта гребенских казаков) замечательна уже тем, что она написана в художественно-приключенческом жанре, почти не свойственном тогдашней русской литературе. Она очень сюжетна, занимательна и героична. «Охотничьи записки» по своей форме приближаются к типу аксаковских монографий.
Бесспорно талантлив был и Е.И. Дриянский – один из ближайших друзей великого русского драматурга А.Н. Островского.
Дрианский оставил большое литературное наследство (романы «Квартер» и «Туз», повести «Одарка квочка», «Лихой сосед», «Конфетка», «Амазонка» и др.). Однако он сохранился в литературе только как автор «Записок мелкотравчатого».
«Записки», печатавшиеся впервые в тогдашних «толстых» журналах («Москвитянин», «Русое слово», «Библиотека для чтения»), вышли отдельным изданием в 1859 г. Впоследствии они переиздавались несколько раз. В последний раз «Записки» были выпущены издательством «Земля и фабрика» в 1930 г.
«Записки мелкотравчатого» написаны рукой великолепного и оригинального мастера, с большой изобразительной силой, с картинной яркостью и свежестью. Это – широкое и просторное описание «отъезжего поля», бесконечная галерея постоянно разнообразных сцен охоты, природы и одновременно помещичьего и народного быта.
Охотники-помещики не являются, впрочем, главными героями «Записок мелкотравчатого». В основе книги – как ее главное сюжетное звено, как ее главный герой – находится ловчий Феопен, неподражаемо живой и типичный, выписанный во всей своей своеобразной талантливости. Феопен – такой же одухотворенный литературный герой, каковы, например, Ермолай И.С. Тургенева или Ерошка Л.Н. Толстого. По своей типичности он должен занять место рядом с доезжачим Данилой из «Войны и мира».
Помимо большой художественной и познавательной ценности, «Записки» Дриянского имеют также ценность мемуарного источника. Действие их ограничено определенной местностью ((Раненбургский уезд, Рязанской губернии), а действующие лица целиком взяты из жизни. В образе Атукаева изображен граф Пален, в образе Алеева – Кареев (владелец известного питомника борзых), в образе Бацова – Нитлев и т.д. О том, что именно так, существуют бесспорные доказательства: серия статей, заметок, и писем в позднейших охотничьих журналах, написанных родственниками изображенного в «Записках» Кареева. Из этих материалов мы узнаем, что Дриянский даже не изменил имени Феопена – ловчего кареевской охоты.
Ю. Анофриев был вполне прав, оценивая в своей «Русской охотничьей библиотеке» книгу Дриянского как настольную охотничью книгу. После прекрасных страниц в «Войне и мире» Л.Н. Толстого книга Дриянского – самое совершенное, что написано о старинном «отъезжем поле».
Все перечисленные имена далеко не исчерпывают тему охоты в русской художественной литературе ХIХ в. Описания охоты или охотничьего быта можно найти и у Л. Мея («Сборное воскресенье»), и у Н. Лескова (рассказ «Зверь», поэтическая сцена ловли перепелов в романе «Некуда»), и у Мельникова-Печерского («В лесах»), и у Данилевского («Четыре времени года украинской охоты»), и у С. Терпигорева-Атавы («Оскудение», «Потревоженные тени»), и у Р. Маркова (превосходная новелла «Волчий князь» и др.), и у И. Салова (в ряде рассказов).
Замечательный мастер слова А.П. Чехов тоже нередко уделял внимание охотничьему быту и жанру. В его творчестве есть три специально охотничьих рассказа – «На охоте», «На волчьей садке» и «Свирель». Два из них («На охоте» и «На волчьей садке») относятся к числу ранних рассказов – периода «Антоши Чехонте» - и выдержаны в стиле мягкого юмора, а третий, более поздний («Свирель»), дает мастерский портрет охотника в прелестно-чеховских тонах. Не будучи сам охотником, Чехов очень любил – частично под влиянием своего друга Левитана – все, что связано с охотой и охотничьим бытом. Тема охоты, в том или ином преломлении, варьируется во многих и притом первоклассных рассказах Чехова: «Весной», «Белолобый», «Ариадна», «Крыжовник», «Студент» и другие.
Выдающиеся писатели конца ХIХ – начала ХХ вв. Д. Мамин-Сибиряк и А. Куприн тоже не раз касались в своем творчестве охотничьего быта.
Цикл охотничьих рассказов Мамина-Сибиряка – «Медвежий угол», «Емеля-охотник», «Богач и Еремка», «Серая шейка», «Медведко» и другие – отличается яркостью и разнообразием красок в описаниях охоты и тонкостью наблюдений над повадками зверя и птицы. Своеобразно, с большой социальной остротой, передана охота в одном из лучших романов Мамина-Сибирика «Горное гнездо».
По-охотничьи волнует сцена охоты на зайцев (с гончими) в повести-поэме А. Куприна «Олеся». Купринский рассказ «На глухарей» - одно из самых лучших, самых точных и поэтических описаний глухариного тока в нашей художественной литературе.
Охота имела большое значение в жизни и творчестве многих и славных писателей прошлого. Для большинства из них – прежде всего для Некрасова и Тургенева – она была подлинным родником вдохновения. Если бы не охота, из галереи толстовских человеческих образов выпал бы один из самых полнокровных – казак Ерошка.
Охота в раннем возрасте выработала из Аксакова художника-натуралиста, к трудам которого долго ещё будут обращаться не только охотники, но и учёные орнитологи.
Об огромном воздействии охоты на художественное творчество хорошо написал в своей «Литературной исповеди» один из тончайших лириков – А.К. Толстой: « с двадцатого года моей жизни она (охота) приобрела надо мной силу, и я предавался ей с таким жаром, что охоте посвящалось все мое свободное время. Она даже не осталась без влияния на колорит моей поэзии. Мне кажется, я обязан этой жизни охотника тем, что моя поэзия почти всегда писана в мажорном тоне, между тем как мои соотечественники пели по большой части минором».
И.С. Тургенев в уже упоминавшейся рецензии на книгу С.Т. Аксакова «Записки ружейного охотника» писал в заключении: «Ограничусь теперь желанием, чтобы охота, эта забава, которая сближает нас с природой, приучает нас к терпению, а иногда и к хладнокровию перед опасностью, придает телу нашему здоровье и силу, а духу – бодрость и свежесть, - эта забава, которой тешились и наши прадеды на берегах широких русских рек и много добрых людей на всем земном шаре, долго бы еше процветала в нашей родине…»
Русская литература послереволюционных лет, продолжающая и развиваюшая благородные реалистические традиции классики, разносторонне разрабатывает и увлекательную тему охоты.
А.Н. Толстой посвятил южно-уральским охотам красочный, искристо-веселый жанровый рассказ («По Уралу»). Каждому читателю памятна ярчайшая, полная охотничьей страсти и стремительной силы травля волка в «Тихом Доне» М. Шолохова. А.С. Новиков-Прибой с большой силой запечатлел охоту на медвежьей берлоге («На медведя»), а также утиные охоты на дневных сидках и с подсадной уткой весной («Среди топи» и «Речная Клеопатра»).
Необходимо также отметить выразительно-строгую сцену волчьей охоты в романе К. Федина «Необыкновенное лето», яркое описание облавы на лисицу в романе Л. Леонова «Скутаревский» и отдельные охотничьи рассказы Б. Лавренева.
Но если многие русские писатели уделяли охоте лишь то или иное эпизодическое внимание, то М.М. Пришвин целиком отдал свой большой талант изображению охоты в ее самых разнообразных проявлениях.
Пришвин – настоящий поэт природы и охоты в их нерасторжимой взаимосвязи. Неисчерпаема и непередаваема красота пейзажа в его творчестве, особенно пейзажа наших среднерусских областей. Как Левитан в Живописи или Чайковский в музыке, Пришвин отразил в своем творчестве обаяние времен русского года.
В красочных рассказах Пришвина воплощены все основные особенности спортивной охоты: поэзия странствований и физическая закалка, выработка боевых навыков и хозяйски-бережное отношение к природе. Превосходно изображены у Пришвина и охотничьи собаки – спутники и друзья охотника («Ярик», «Верный», «Нерль», «Анчар», «Гон» и др.).
С Пришвиным соседствует по глубине разработки темы писатель-путешественник В.К. Арсеньев, автор замечательных книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».
В одной из своих первых книг («Колобок») Пришвин сравнивал охоту с процессом вдохновения, творчества, а в позднейшем рассказе «Охота за счастьем» утверждал: «Охота неразрывно связана с детством, старый охотник – это человек, до гроба сохраняющий очарование первых встреч ребенка с природой». В обращении к своим молодым друзьям-охотникам писатель отметил типичную особенность нашей русской охоты – «она насквозь пропитана духом товарищества» и «содержит в себе священное чувство ОХРАНЫ ПРИРОДЫ». «Наш идеал, - подчеркивает писатель, - это дедушка Мазай, который вместе с Некрасовым со всей охотничьей страстью осенью бьет дупелей, а весной во время наводнения спасает зайцев…»


Авт. Леонтьев В.В., книга – «ОХОТНИК» - ТОО «Лейла» 1995 г. СПб.​
 
Игорь, молодец!
Скажу, честно достало читать темы типа:"Бухаете Вы на охоте или нет" "Какое ружье выбрать" "Собака обкакалась- что делать?" "Навигатор С или СХ".
За последние время только темы с Посудиным и радовала, пока не перешла в откровенное посылание друг друга.
Как-то друзья скатываемся мы на околоохотничьи темы (смотреть список самых посещаемых и обсуждаемых тем). Нафига мне пистолет?
Собачникам только намекни (Моя собака самая самая) и понеслось.
Что- то разошелся видно авитоминоз.
К вышеперечислинным классикам добавил бы В.Бианки, А.Леверовского хотя они ближе к современникам.
У С.Т.Аксакова написано, что больше всего дупелей и бекасов он добывал на границе Пензенской и Симбирской губернии по реке Инза. Пойменые луга с выпасом скота. От моей деревни это километров 100. Был я там прошлым летом река обмелела из-за вырубки лесов, скота нет в деревнях, как и самих деревень. Луга напоминают степь. Поют перепела и трещит коростель.
В фильме "Анна Каренина" Левин и Облонский охотятся странным способом, на птицу напоминающую тетерева (используется мультипликация), для подачи используют курцхаара. Это режиссер так себе все представил, а о чем говорил Толстой может кто сказать?
Не стоит забывать классиков.
Удачи!!!
 
Спасибо, Роман! :)
Хочу чуть позже таким же образом выложить "За бекасами" (Л.Н. Толстой "Анна Каренина") и "Псовую охоту" (Л.Н. Толстой "Война и мир") :)
А потом и за остальных классиков возьмёмся! :);)
 
[и "Псовую охоту" (Л.Н. Толстой "Война и мир")]

печаталась в ОиОХ очень старых годов. Если найду - могу попробовать отсканировать. Проходили наверное все, а вот читали ли?
 
Чудесная тема, очень люблю читать про природу и охоту. Недавно прочитала Аксакова, очень понравились рассказы "Счастливый случай" и "Необыкновенный случай". Читаешь и как будто ты рядом идешь и все со стороны наблюдаешь, потрясающие описания.
 
Хочу напомнить об издателе журнала «Ружейная и псовая охота» С.В.Озерове, который был широко известен в России как автор юмористических рассказов из охотничьей жизни, появлявшихся в печати под псевдонимом Старый Холостяк.

http://www.m-byte.ru/venev/lib/ozerov.html

Шугай, вы не будете возражать если кому-нибудь удастся вспомнить изображение охоты в зарубежной классической литературе?
 
Хорошие юмористические рассказы у Остапа Вишни, печатали раньше в "ОиОХ" !984-1986гг, в последнее время попадались в "ОиР 21 в".
 
Правильная, нужная тема! Почаще надо обращаться к классикам от литературы об охоте, поменьше было-бы тем с дурацкими вопросами. Это касается не только молодых, начинающих охотников, но не вредно перечитать и опытным охотникам, чтобы не потерять ту нить, которая связывает нас с богатым опытом прошлых поколений и правильно себя спозиционировать в современных условиях.
Наверно слишком витеевато, но я действительно так думаю.
 
В фильме "Анна Каренина" Левин и Облонский охотятся странным способом, на птицу напоминающую тетерева (используется мультипликация), для подачи используют курцхаара. Это режиссер так себе все представил, а о чем говорил Толстой может кто сказать?
Толстой описывал тягу вальдшнепа.
 
Толстой описывал тягу вальдшнепа.
У Толстого вообще очень много рассказов об охоте!
Между прочим! У кого есть полное собрание "Записок мелкотравчатого охотника"? Буду очень благодарна, если поделитесь! :) У меня, к сожалению, не всё, только некоторые главы... Где-то была ссылка, но я ее как-то прокакала, мягко говоря... :(
 
Светлана, никаких возражений!!!! Только "ЗА" и голосую обеими руками! :)
 
У Толстого вообще очень много рассказов об охоте!
Я говорил о конкретном эпизоде фильма.

«Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободу движений рук.

Старая, седая Ласка, ходившая за ними следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось за крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.

Из частого лесу, где оставался еще снег, чуть слышно текла еще извилистыми узкими ручейками вода. Мелкие птицы щебетали и изредка пролетали с дерева на дерево.

В промежутках совершенной тишины слышен был шорох прошлогодних листьев, шевелившихся от таянья земли и от росту трав.

«Каково! Слышно и видно, как трава растет!»— сказал себе Левин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы. Он стоял, слушал и глядел вниз, то на мокрую мшистую землю, то на прислушивающуюся Ласку, то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш леса, то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо. Ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним лесом; другой точно так же пролетел в том же направлении и скрылся. Птицы все громче и хлопотливее щебетали в чаще. Недалеко заухал филин, и Ласка, вздрогнув, переступила осторожно несколько шагов и, склонив набок голову, стала прислушиваться. Из-за речки послышалась кукушка. Она два раза прокуковала обычным криком, а потом захрипела, заторопилась и запуталась.

— Каково! уж кукушка!—сказал Степан Аркадьич, выходя из-за куста.

— Да, я слышу,— отвечал Левин, с неудовольствием нарушая тишину леса своим неприятным самому себе голосом.— Теперь скоро.

Фигура Степана Аркадьича опять зашла за куст, и Левин видел только яркий огонек спички, вслед затем заменившийся красным углем папиросы и синим дымком.

Чик! чик! щелкнули взводимые Степаном Аркадьи-чем курки.

— А это что кричит?—спросил Облонский, обращая внимание Левина на протяжное гуканье, как будто тонким голоском, шаля, ржал жеребенок.

— А, это не знаешь? Это заяц-самец. Да будет говорить! Слушай, летит!— почти вскрикнул Левин, взводя курки.

Послышался дальний, тонкий свисток и, ровно в тот обычный такт, столь знакомый охотнику, через две секунды — другой, третий, и за третьим свистком уже слышно стало хорканье.

Левин кинул глазами направо, налево, и вот перед ним на мутно-голубом небе, над сливающимися нежными побегами макушек осин показалась летящая птица. Она летела прямо на него: близкие звуки хорканья, похожие на равномерное наддирание тугой ткани, раздались над самым ухом; уже виден был длинный нос и шея птицы, и в ту минуту, как Левин приложился, из-за куста, где стоял Облонский, блеснула красная молния; птица, как стрела, спустилась и взмыла опять кверху. Опять блеснула молния, и послышался удар; и, трепля крыльями, как бы стараясь удержаться на воздухе, птица остановилась, постояла мгновенье и тяжело шлепнулась о топкую землю.

— Неужели промах?—крикнул Степан Аркадьич, которому из-за дыму не видно было.

— Вот он!— сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину.— Ну, я рад, что тебе удалось,— сказал Левин, вместе с тем уже испытывая чувство зависти, что не ему удалось убить этого вальдшнепа.

— Скверный промах из правого ствола,—отвечал Степан Аркадьич, заряжая ружье.— Шш... летит.

Действительно, послышались пронзительные, быстро следовавшие один за другим свистки. Два вальдшнепа, играя и догоняя друг друга и только свистя, а не хоркая, налетели на самые головы охотников. Раздались четыре выстрела, и, как ласточки, вальдшнепы дали быстрый заворот и исчезли из виду...

... Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы. Венера перешла уже выше сучка, колесница Медведицы с своим дышлом была уже вся видна на темносинем небе, но он все еще ждал.

— Не пора ли? — сказал Степан Аркадьич.

В лесу уже было тихо, и ни одна птичка не шевелилась.

— Постоим еще,— отвечал Левин.

— Как хочешь.

Они стояли теперь шагах в пятнадцати друг от друга...

... В то время, как они говорили это, Ласка, насторожив уши, оглядывалась вверх на небо и укоризненно на них.

«Вот нашли время разговаривать, — думала она.— А он летит... Вот он, так и есть. Прозевают...» думала Ласка.

Но в это самое мгновенье оба вдруг услыхали пронзительный свист, который как будто стегнул их по уху, и оба вдруг схватились за ружья, и две молнии блеснули, и два удара раздались в одно и то же мгновенье. Высоко летевший вальдшнеп мгновенно сложил крылья и упал в чащу, пригибая тонкие побеги.

— Вот отлично! Общий! — вскрикнул Левин и побежал с Лаской в чащу отыскивать вальдшнепа...»


Л. Н. Толстой глава XV второй части романа «Анна Каренина»
 
Очень нужная тема- просто здорово, что она появилась. мне кажется, что для охотника, я имею ввиду не добытчика, а именно охотника, все что связано с охотой в литературе - любимое чтиво. если кто-то может помочь в вопросе об отражении русской охоты не только в литературе, но и в изобразительном исскустве -откликнитесь. с уважением...
 
Эрнест Хемингуэй. Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера

Хорошее утро, думал Уилсон. Было очень росисто, колеса шли по траве к
низкому кустарнику, и он чувствовал запах раздавленных листьев. От них пахло
вербеной, а он любил этот утренний запах росы, раздавленные папоротники и
черные стволы деревьев, выступавшие из утреннего тумана, когда машина
катилась без дорог, в редком, как парк, лесу. Те двое, на заднем сиденье,
больше не интересовали его, он думал о буйволах. Буйволы, до которых он
хотел добраться, днем отдыхали на заросшем кустами болоте, где охота на них
была невозможна; но по ночам они выходили пастись на большую поляну, и если
бы удалось так подвести автомобиль, чтобы отрезать их от болота, Макомбер,
вероятно, смог бы пострелять их на открытом месте. Ему не хотелось охотиться
с Макомбером на буйволов в чаще. Ему не хотелось охотиться с Макомбером ни
на буйволов, ни на какого другого зверя, но он был охотник-профессионал, и
ему еще не с такими типами приходилось иметь дело. Если они сегодня найдут
буйволов, останутся только носороги, на этом бедняга закончит сваю опасную
забаву, и, может быть, все обойдется. С этой женщиной он больше не будет
связываться, а вчерашнее Макомбер тоже переварит. Ему, надо полагать, не
впервой. Бедняга. Он, наверно, уже научился переваривать такие вещи. Сам
виноват, растяпа несчастный.
Он, Роберт Уилсон, всегда возил с собой на охоту койку пошире -- мало
ли какой подвернется случай. Он знал свою клиентуру -- веселящаяся верхушка
общества, спортсмены-любители из всех стран, женщины, которым кажется, что
им недодали чего-то за их деньги, если они не переспят на этой койке с белым
охотником. Он презирал их, когда они были далеко, но пока он был с ними,
многие из них ему очень нравились. Так или иначе, они давали ему кусок
хлеба, и пока они его нанимали, их мерки были его мерками.
Они были его мерками во всем, кроме самой охоты. Тут у него были свои
мерки, и этим людям оставалось либо подчиняться ему, либо нанимать себе
другого охотника. Он знал, что все они уважают его за это. А вот Макомбер
этот -- какой-то чудак. Право, чудак. Да еще жена. Ну, что ж, жена. Да,
жена. Гм, жена. Ладно, с этим покончено.


Автомобиль летел по кочкам со скоростью сорока пяти миль в час, и на
глазах у Макомбера буйволы все росли и росли; так что он мог уже разглядеть
серое, безволосое, покрытое струпьями туловище одного из огромных животных,
и как шея у него сливается с плечами, и черный блеск его рогов, когда он
скакал, немного отстав от двух других, уходивших вперед ровным, тяжелым
галопом. А потом автомобиль качнуло, словно он наскочил на что-то, они
подъехали совсем близко, и он ясно увидел скачущую глыбу и пыль, насевшую на
шкуре между редкими волосами, широкое основание рогов и вытянутую, с
широкими ноздрями морду, и он уже вскинул ружье, но Уилсон крикнул "Не из
машины, идиот вы этакий!" И в нем не было страха, только ненависть к
Уилсону, а тут шофер дал тормоз, и машину так занесло, что она взрыла землю
и почти остановилась, и Уилсон соскочил на одну сторону, а он на другую и
споткнулся, коснувшись ногами все еще убегавшей назад земли, а потом он
стрелял в удалявшегося буйвола, слышал, как пули попадают в него, выпустил в
него все заряды, он все уходил; вспомнил наконец, что надо целить ближе к
голове, в плечо, и, уже перезаряжая ружье, увидел, что буйвол упал. Упал на
колени, мотнув тяжелой головой и Макомбер, заметив, что те два все скачут,
выстрелил в вожака и попал. Он выстрелил еще раз, промахнулся, услышал
оглушительное "ка-ра-уонг!" винтовки Уилсона и увидел, как передний бык
ткнулся мордой в землю.
-- Теперь третьего,-- сказал Уилсон.-- Вот это стрельба! Но последний
буйвол упорно уходил все тем же ровным галопом, и Макомбер промазал, грязь
взметнулась фонтаном, а потом и Уилсон промазал, только поднял облако пыли,
и Уилсон крикнул: "Едем! Так не достать!"-- и схватил его за руку, и они
снова вскочили на подножку, Макомбер с одной стороны, а Уилсон с другой, и
понеслись по бугристой земле, нагоняя буйвола, скакавшего ровно и грузно,
прямо вперед.
Они быстро нагоняли его, и Макомбер заряжал ружье, роняя патроны:
затвор зашалил, он выправил его; и когда они почти поравнялись с буйволом,
Уилсон заорал: "Стой!" И машину так занесло, что она чуть не опрокинулась, а
Макомбера столкнуло вперед на землю, но он не упал, рванул вперед затвор и
выстрелил в скачущую круглую черную спину, прицелился и выстрелил еще раз,
потом еще и еще, и пули хоть и попали все до одной, казалось, не причиняли
буйволу никакого вреда. Потом выстрелил Уилсон, треск оглушил Макомбера, и
он увидел, что буйвол зашатался. Он выстрелил еще раз, старательно
прицелившись, и бык рухнул, подогнув колени.
-- Здорово,-- сказал Уилсон.-- Чисто сработано. Теперь все три.
Макомбера охватил пьяный восторг.
-- Сколько раз вы стреляли?-- спросил он.
-- Только три,--сказал Уилсон.-- Первого убили вы. Самого большого.
Двух других я вам помог прикончить. Боялся, как бы они не ушли в чащу. Они,
собственно, тоже ваши. Я только чуть подправил. Отлично стреляли.
- Пойдемте к машине,-- сказал Макомбер.-- Я хочу выпить.
- Сначала нужно прикончить вот этого, -- сказал Уилсон.
Буйвол стоял на коленях, и когда они двинулись к нему, яростно вздернул
голову и заревел от бешенства, мотая головой, тараща свиные глазки.
-- Смотрите, как бы не встал, -- сказал Уилсон. -- И еще отойдите
немного вбок и бейте в шею, за ухом.
Макомбер старательно прицелился в середину огромной, дергающейся,
разъяренной шеи и выстрелил. Голова упала вперед.
-- Правильно,-- сказал Уилсон.-- В позвонок. Ну и страшилища, черт их
дери, а?


Здесь полный текст
http://lib.ru/INPROZ/HEMINGUEJ/makomber.txt
 
В этом году прочитала Анну Каренину. Эпизоды про охоту Левина читала с огромным упоением, вчитываясь в каждое слово... Замечательные описания, когда читаешь, прямо чувствуешь каждую строчку!
 
Сверху Снизу