Глеб Горышин

Километрах в трех от описываемых мест, в таком же примерно селе, какое облюбовал для себя и своей дружины Учитель, жил его Супротивник, серьезный оппонент... Не в вопросе о цвете глухариного дерьма, нет... расхождения у них посерьезней...

Впрочем, начну с начала, издалека. Было время, когда Супротивник входил в дружину Учителя, заслу­ жил себе это право как охотник, землепроходец (ра­ботал на изысканиях в Закавказье, Туркестане, на Па­ мире), талантливый рассказчик историй из землепро ходческой практики (заурядные лица в дружину не допускались). Учитель подыскал землепроходцу избу, не в озерном селении, а в боровом...

Ну, конечно, озерное селение во всех отношениях выше, чем боровое: у него горизонты открыты, даль­ ше видать, под рукою плесы и пляжи — белые пески. Зато из борового селения в лес не надо плавать на лод­ ке — киселя хлебать, ступил за порог избы — тут тебе и лес.

Землепроходец охотился, как вся дружина Учите­ ля, отыскал — в общий фонд — два глухариных тока, и вдруг... Оно, конечно, не вдруг, постепенно вызре­ вало, накапливалось, болело. Вдруг землепроходец вы ступил в прессе со статьей «Дикая фигура охотника»...

Наши природолюбы помнят страстный тон, горест­ ные обобщения статьи Супротивника. Он выступил против охоты как негуманного, злого дела. Фигура охотника в нашем и без того пострадавшем от «антро­ погенного фактора», прореженном, вытоптанном, утес­ненном всякого рода строительством, отравленном ядо­ химикатами, иссушенном мелиорацией лесу ему пред­ ставилась дикой. В каждом выстреле по беззащитной природе послышался отзвук тревоги, беды: что-то жи­ вое, прекрасное, необходимое в общем течении жизни превращалось в пук перьев, шмат мяса; подрубался тот самый сук, на котором зиждется наше существо­ вание,— экологическое равновесие. Взявшего в руки ружье в наше мирное время Супротивник рассматри­вал как супостата...

Что же он предлагал?.. Перефразируя известную максиму: «Перекуем мечи на орала», программу Суп ротивника можно выразить так: «Перекуем ружья на фотокамеры». Сам первым и подал пример: неустан­ но снимал, с телескопическим объективом, — поющих глухарей, танцующих косачей, турухтанов, журавлей... даже медведей. Известно, что медведи не покусятся на человека, если человек... и т. д. Он даже нырял в глу­ бины рек, озер и морей с аквалангом и фотоаппара­ том.

Выступление Супротивника произвело на Учителя со дружиною то же впечатление, что производит пал ка, воткнутая в муравейник. Гул голосов в доме на бугре в озерном селении усилился. Подыскались контр аргументы: народец в дружине стреляный, тертый, все больше профессора. Вытягивая губы в ниточку, складывая их корытцем, сердечком, гузкой, воздымая указующий перст, Учитель вещал:

— Настоящий охотник — главный защитник жи­ вой природы. Он — свой в лесу. Главный враг — по сторонний. Настоящий охотник лишку не возьмет, уро­ ну поголовью птицы и зверя не нанесет, браконьерства не допустит. Охоту нельзя запретить, ее надо упоря­дочить, закрыть доступ в угодья постороннему... Я был во Франции, там полным-полно зайцев, куропаток, фа­ занов. Охота там строго регламентирована и она — до­ рогое удовольствие. А у нас...

Вся русская литература, — продолжал свою речь Учитель, — Аксаков, Тургенев, Толстой, Пришвин, Иван Сергеевич Соколов-Микитов... Охота — при­ родное, национальное русское дело. Запретить охо­ ту — значит засушить источник поэзии. Природа не терпит праздношатающихся зевак, она не открывается постороннему, пусть он обвешается фотокамерами...

Иногда Супротивник выплывал по протоке из сво­ ей боровой деревеньки в озеро, удил на лудах окуней. Туда же хаживал на «Морошке» Учитель. Они обмени­ вались непримиримыми сумеречными взглядами уве­ренных в своей правоте людей, хотя когда-то грелись друг о дружку на хвойных подстилках у костров на глухариных токах.

Потом Учитель ехидничал:

— Он нас обвиняет в живодерстве, в пролитии не­ винной крови... А сам... У окуня такого же цвета кровь,
как у рябчика и зайца. Окуню гораздо больнее, когда у него из глотки с мясом выдирают крючок, чем уби тому верным выстрелом глухарю. Тоже мне, гумани сты-вегетарьянцы. Бройлеров когда едят, они же не плачут, а ведь бройлеры тоже живые, пернатые су­ щества...

Я бывал и в озерном селении, и в боровом — в избе у самого леса. Супротивник отрывался от пишущей ма шинки: придя из лесу, поныряв в озере, он что-ни­ будь такое писал во славу природы, в защиту ее от напасти — сардонически усмехался, поклевывал уве­ систым носом (верный признак основательности нату ры).

— Ну, — спрашивал он у меня, — что они там, всё браконьерничают... эти «защитники природы»? — Он
относил меня к «этим», знал, что я им передам его фи­липпики. — Нет на прорву карантину... Охоту надо запретить радикально, чтобы не оставить ни малейшей лазейки. Иначе они все равно просочатся. Не прода вать ружей, те, что есть, изъять. За рубежом — другое дело. Там на охоту ходят, как на ферму, заранее при­ готавливают птицу, зверя для убийства, подводят к ней стрелка, за большие деньги... У нас миллионы чле­нов охотничьего общества — задарма... Браконьеры в законе... На каждую дичину сотня стволов. Это же абсурд!

Так они жили по соседству — Учитель и Супротив­ ник — один в озерном селении, другой — в боровом. Такое у них было (и есть поныне) мирное сосущест­ вование.