Глеб Горышин

Очень важно в охоте на глухарином току... Впро­ чем, все очень важно, ничто не должно выпасть, все надо исполнить с предельным тщанием и умением... Но все же очень важно не проспать, выйти на ток в то самое время, когда ты уже очухался, а глухари до­ сматривают свои последние сны...

Одни вожатые позволяли себе выходить за круг костерного тепла — какого-никакого, а все же тепла, да еще и света,— в тьму-тьмущую, на стужу лютую, в чащу непролазную, в болотину хлюпающую в три ча­ са (до перехода на новое время — с 1 апреля на час вперед). Другие, прежде всего Учитель, презирали та­ ких волынщиков, почитали их чужими в лесу. Учи­ тель, бывало, учительствовал: «Позже двух на току делать нечего. Глухари проснулись и слушают. Стоит их самую малость, под шуметь, и они не запоют. Мо­ жет быть, и не улетят с тока, но тока не будет...»

А костер держит тебя, пригревает. Ровного, долго­ го тепла от него не жди. Он то ожгет, выстрелит в тебя целой очередью искр, то пригаснет, задышит синими огоньками. И ждешь, кто самый неленивый, кто вста­ нет, сходит куда-то, приволочет бревно...

До того неохота вставать, к двум-то часам. Может, Учитель со своим максимализмом и тут загибает? Дру­ гие же ходят к трем и глухарей приносят. То есть при­ носили, в прежние времена...

Однако надо идти, лучше в два. А то потом будешь маяться: «Вот бы, если бы в два, а то провалялся, такой-сякой-разэтакой... »

Идти страшно, как головою в омут, с обрыва...

Раз, помню, охотился я на токах в Горном Алтае. Внизу черемуха распустилась, а в кедровых, листвен­ ничных, пихтовых гривах по ночам примораживало, под утро наст шуршал под ногой и сыпалась крошка. Сухие лиственницы хорошо горели в костре, споро, жарко, и не стреляли. У нас хорошо горят сухие оси­ ны, а там лиственницы. Пихты и ели сильно стреля­ ют. Кедрачей мы не трогали. Сухостойную листвягу, бывало, завалим, в четырех местах перерубим, нодью заделаем, то есть лесину на лесину, огонь между ними такой добрый — и греет всю ночь, и надежно оберегает от шляющихся по тайге, малохольных после зимней спячки медведей.

Но надо идти, в два часа. Сибирские глухари про­ водят свои токовища по такому же регламенту, как и наши. Ружье у меня было тогда одноствольное, кур­ковое, «тулочка-переломка». Три патрона с третьим номером дробью, для глухарей, и четыре с пятеркой, для рябчиков. Пули не было почему-то. По легкомыс­ лию...

И вот иду, отошел от костра, чуть привык к звезд­ ному свету над головой, к несносному — на глухари­ ной охоте — шуршанию наста под ногой, как вдруг за­ слышал... Чтобы вы думали? Ну конечно, хозяйскую, демонстративную — чем громче, тем лучше — поступь медведя. Первое, что мне захотелось, это убежать к родному костру. Но... от страху я просто, как говорит­ ся, прирос к тому месту, на котором стоял. И волосы у меня, может статься, зашевелились на темени (волос тогда было побольше, чем теперь). Я стал, как чурка, дрожал, как осиновый лист. Медведь приближался ко мне, он шел, похрястывая настом, посапывал, будто отдуваясь, как ходят в гору тучные мужики.

Хотел ли медведь повидаться со мной, знал ли что- нибудь обо мне или случайно ломился прямехонько на меня?.. Я стоял, подняв кверху ружьишко, со взве­денным курком, с дробью-тройкой в патроне. Убить медведя этой дробью — я понимал, что не мог. Охот­ ничьего обоюдоострого ножа — левую руку в развер­ стую пасть зверя, схватить его за язык, в правую ру­ ку нож — ив сердце — такого ножа у меня не было. И главное, не хотелось мне убивать медведя...

Он дошел до им же определенной черты, до того места, с какого мог меня разглядеть или разнюхать; Сколько бы продолжалось это разглядывание и раз нюхивание, я не знаю. Я приложился к ружью, наце­ лил его в сторону медведя, приподнял, чтоб, упаси боже, не задеть зверя дробиной, и нажал на курок. Порох в патроне был дымный, из ствола полыхнуло огнем. Медведь поднялся на дыбки и рявкнул. Испу­ га в его рявке не было, но, кажется, не было и угрозы. Просто медведь меня обложил, что-то такое высказал, вроде: «Я бы тебя разделал под орех... но неохота свя­ зываться». И ухрястал.

В ту зорю я все-таки скрал и добыл глухаря. Пото­ му что вовремя продрал глаза, оторвался от нодьи- кострища, шагнул за круг света, тепла — в потемки и стужу. Ровно в два часа, как учит Учитель.