Глеб Горышин
Ляга
К осени подрос Комар у егеря Сарычева. Его уши теперь подымались
торчком, стригли воздух. В лесу он обнюхивал мох и багульник
и волновался, тявкал на заячий след, кидался за взлетевшим глухарем.
Скворцы все сбились в общее стадо — семейные и бобыли, летали,
вихрились над губой. Мальчишки стреляли по стае и подбирали потом
на воде черных птах, как опадыши с куста боярышника. Они пекли
скворцов на костре.
Летели гуси, и егерь Ванюша Птахин в зорю стоял на пролете,
на самых верных местах.
На общем собрании в летней кухне охотничьей базы делили ондатровые
угодья. Пришли рыбаки: Ладьи- ны, и Высоцкий, и Коля Тюфтяев,
и Голохвастов, и сторож-дед. Сбежались на лодках озерные мужики,
директор охотхозяйства Алехин. Приехал начальник охотин спекции
Рогаль. Он сидел, бровастый и краснолицый»! на главном месте,
как воевода среди холопов. Мотался! огонь под плитой. Блестели
глаза и темнели заросшив| скулы в табачном дыму. Меркла лампа
от чаду.
Все говорили, не подымаясь с порожка и лавок, только Сарычев
попросил себе слова и встал. Все уви дали его как бы собранное
в кулак лицо и сощурен ные глаза. Заговорил он спокойно. Каждую
фразу еще! обозначивал паузой, словно подчеркивал жирной чер
той:
— Я считаю, что все ондатровое хозяйство должно быть нашим местным
делом. Мы здесь живем, на губе; губа — это наше поле. Мы его
охраняем и кормимся от него. Отлов ондатры — не спорт. Это —
промысел. Как лесникам, при их маленькой зарплате, даются сенокос
ные угодья, так нам, охотникам, должно быть дано право оставлять
за собой промысловые угодья. За кап канами нужно смотреть ежедневно,
и если мы отда дим Лягу кому-нибудь из городских товарищей, это
значит, что я, или Кононов, или Птахин должны стать подручными
у этого товарища, то есть работать на него...
Рогаль чуть поворотил плечо к выступающему и сказал:
— Ты, Сарычев, брось демагогию. Ты будь доволен,
что мы с тебя не взыскали за самоуправство на базе
еще в июне месяце. Что в газете там за тебя заступи лись, то мы газету эту
не выписываем, ты учти. Газе та для молодежи предназначена, для воспитания,
а мы тебе не позволим срывать нам работу. Блынский был
твоим непосредственным начальником, специалистом- охотоведом. Принцип единоначалия
для всех нас — закон. Охотовед вел учет поголовья зверя и птицы, представлял
нам документы. А ты — гастролер. Ты, пони
маешь, семью сюда не завозишь, чтобы при первом случае навострить лыжи в город.
Мы знаем, какие ты тут себе устраиваешь каникулы. С этим надо кончать! За прогулы
ты нам ответишь! Мы работаем по уставу, по плану... Газетка нам не закон...
— Это к нему дружки приезжают,— ввязался Алехин.—
Гулянки здесь устраивают, а потом состав ляют в газету статейки.
— Я этого не отрицаю,— сказал Сарычев, стоя все так
же прямо, все тем же ровным и глуховатым голо
сом.— Я уезжаю домой. Я об этом предупреждал, ког да поступал на базу. У меня
больная жена, сын учится, семья не может жить вместе со мной. Я езжу, к семье,
когда нет охоты и на базе может справиться один Птахин. О каждой своей отлучке
я ставлю в известность охотхозяйство...
— Ну ладно,— прервал его Рогаль,— с тобой у нас еще
не закончен вопрос. Здесь не место. Охотники
ждут.
— И взносы у него летом за три месяца не уплоче ны
были,— подвякнул Алехин.
— Взносы — это одно, — сказал Володя Ладьин.— А кому
Ляга отдана будет — это другое. Евгений Ва сильевич правильно
говорит...
— Да что мы тут будем решать за ондатру,— ска зал
охотник-куритель, пяльинский лесоруб.— Ондатра
ведь крыса, а зверя хитрее крысы и сроду нет. Крыса вон с парохода первой подрывает,
когда опасность грозит. Мы тут сидим да рядим, кто будет Лягу облавливать,
а крысы, может, тоже свое собрание провели и резолюцию приняли. Им, может,
не климат, или вода бензином запахла. Нынче газетку как ни откроешь,
только и пишут, что гибнет животный мир. Вон в губе моторов нынче, как в Краснознаменном
Балтийском
флоте. А крысам тоже гибнуть не больно охота. Может, они перебазировались
уже. Чего же решать без
хозяина?..
В это время вдруг, заскребла зубами по деревяшке крыса в углу
летней кухни, не дождалась окончания схода. Все повернулись туда
и разом развеселились.
— Хозяин-то вон явился.
— Слова просит.
— Чего тебе в Лягу таскаться, Евгений Васильевич?
Вон у тебя под боком своей животины хватает.
Лови!
— У меня аккурат в сорок шестом был кот си бирской
породы — Мурзик,— начал Андрей Филиппович Кононов,— он мышей
в рот не брал. А крысу как учухат, в бой с ей вступает. Не сильно
был кот здоровый на внешность, но хищный. Поволохаться с крысой
любил. Охотник...
Досказать свою байку Филиппыч не смог: все знали про Мурзика,
перебили его. Сходка распалась. Кто был сторонний и дальний,
тот подался в свою лодку, а ближние сели к столу.
Глеб Горышин