Глеб Горышин

Зима приходит в город, как избавление от слякотной, долгой, промозглой тоски, от дождей, наводнения, ржавчины и от гриппа. Все чисто, нарядно, бело. Зима отдаляет город от сельской жизни: словно и нет на земле ни лесов, ни озер, ни болот, ни полей. И никакой речки Кундорожи, ни язя, ни ондатры, ни турухтана. А только лишь мюзик-холл, айс-ревю и манговый сок во всех магазинах. Горожане румяны, резвы, веселы. Девушки все обулись в русские сапоги заграничного производства. В квартирах теплынь. В метро — кондиционированный воздух...

Мы с Сарычевым бежим, бежим вдоль по Фонтанке, хрустит под нашими башмаками снег. Спешим на судебное заседание. Сарычев выступит там как истец. Ответчик — директор охотхозяйства Алехин...

— Ну что? — говорю я.— Может быть, лучше тебе покончить с Кундорожью, плюнуть, жить в городе человеческой жизнью?

— Для жены моей это наилучший вариант,— отвечает Сарычев.— Она этого и хочет добиться. Не
знаю... То есть для себя-то я знаю. Но дело такое — не одному мне решать...

Легка зима в городе, быстролетна. Не страшен ее мороз, метели не разлететься. В квартире чисто, тепло. Сижу за столом. В окошко мне виден присыпанный снегом воскресный день: в парке гуляют собаки, катаются лыжники... Припоминаю; волчью луну и сту­ жу, поземку в поле, сносимую ветром ворону, лосиный след и вяканье пса под окошком, кряхтение вмерзшего в лед дебаркадера. Возвращаюсь на реку Кундо рожь. Она промерзла до дна...

Вспоминаю судебное заседание: судью без тени улыбки и снисхождения на лице, неколебимого прокурора и сумрачных заседателей — стражей Фемиды. И многословие адвоката, которого нанял ответчик Але­ хин. Речь Сарычева — истца, себе самому адвоката. Бурленье взаимных обид. Нет покоя в обряженном кя празднику зимнем городе. Нет покоя в притихших, неразличимых для глаза, почти недосягаемых для души снежных лесах и полях. Нигде нет покоя.

Сумерки смазывают заоконное видение безмятежной зимы. Опять я сижу над статьей о егере Сарычеве и его собаке: «У попа была собака, он ее любил...»

...Когда канонада осенней охоты утихла, Сарычев получил уведомление, что он исключен из общества охотников сроком на три года. Вслед за тем Сарычеву пришлось прочесть и приказ о своем увольнении с должности старшего егеря Кундорожской охотничьей базы.

Совершилось это уже глухой осенью — не стало дорог, и выбираться Сарычеву с Кундорожи, вывозить имущество и картошку нечего было и думать до зимы. Меж тем зарплату ему перестали платить. Пойти в лес с ружьем он не мог, лишенный права охоты.

Однажды на базу пришел из Пялья бригадир рыба­ков Виктор Высоцкий, пожаловался на медведя, задравшего телку вблизи деревни.

— Евгений Васильевич,— сказал бригадир Сары­чеву,— надо медведя наказать, а то он повадится. Твоя
работа. Мужики просили тебе передать, что на тебя надеются.

Сарычев ответил, что он бы рад, но нет у него этого права — пойти в лес с ружьем. Бригадир осердился на егеря.

— Когда у тебя собаку убили,— сказал он ему,— ты корреспондентов водил, в газету писал. А что же
телка — дешевле собаки, по-твоему? Почему ты за пса вонючего болеешь, а как медведь у мужика скотину
стравил, тебе до этого дела нет?

— Собака мне другом была,— сказал Сарычев.— Я с ней зимовал вдвоем вот в этой хате...

Высоцкий не стал слушать объяснений егеря, ушел в обиде на него.

...Жилось Сарычеву на Кундорожи зябко, тяжело, утехой был только подросший за лето подпесок Комар. Сарычев не уезжал с базы, ждал вызова в Вяльниж ский районный суд, куда он обратился за справедливо­ стью.

Народный суд Вяльнижского района признал неосновательными мотивы, по которым Сарычева уволили с работы, и вынес решение — егеря на работе восстановить. Горизонт опять прояснился. Сарычев принялся готовить базу к зимовке. Правда, зима предстояла унылая: без охоты в лесу. Но Сарычев надеялся: он послал заявление в Главохоту в Москву, просил рас­смотреть его дело. Между тем решение Вяльнижского суда было обжаловано в областном суде, и в декабре Сарычева вызвали на судебное заседание в область.

— Если у шофера отбирают водительские права, — сказал адвокат Алехина,— то он уже не может рабо тать шофером. Если егеря исключили из членов об щества охотников, то он уже не может работать егерем.

— Почему Сарычева уволили после появления газете статьи «Разрушение тишины»? — спросил судебный заседатель.

— Он был вообще браконьер! — воскликнул Але хин.

— Какие есть у вас факты?

— Он добыл четырех енотов.

Когда пришел черед Сарычева, он показал суду выписку из приказа о выдаче ему премии в размере де сяти рублей — за истребление енотов, как хищников леса...

Неожиданно для себя, вопреки всей логике судеб ного разбирательства, Алехин выиграл дело, приободрился, стал разговорчив.

— Я, конечно, человек необразованный,— говорил он для публики,— у меня десять классов окончены.
А к нему с высшим образованием ездят. Корреспон денты. Все равно правда свое берет.

Я спросил у Алехина, почему все сыплются и сып лются шишки на Сарычева, тогда как убийца co 6 a ки Блынский преуспевает.

— В отношении собаки я не спорю,— сказал Але хин,— это конечно... Но в отношении работы Бльн ский сильнее Сарычева.

...Что же Сарычев? Он поступил на железную доро гу. Всю зиму охотничья база была заперта и потонула в сугробах. Подпеска Комара взяли к себе пяльинские рыбаки. Но он прибегал на Кундорожь, лаял и выл, не поняв, что случилось.

Недавно Сарычев получил из Москвы бумагу. Глав охота восстановила его в правах охотника.

Но вернется ли Сарычев на Кундорожь под начале к Алехину и Рогалю? Бог весть!