Глеб Горышин

Я знал одного человека в северном городе, имев­ шего свой пригородный глухариный точок, в семи ки лометрах от дома,— он сохранял его в тайне, ружье- одностволку держал на току, в тайнике. Каждую весну приезжал на свой ток на велосипеде, брал одного или двух мошников, смотря по прошлогоднему приплоду. Оставлял в живых столько, чтобы хватило на всех глу­ харок в округе. Глухарята, конечно, не всегда выжи­ вали, в пригородном-то лесу. Сбереженные матерью вырастали в больших, чернохвостых, краснобровых птиц. Но в первую свою весну они петь на току еще не умели, слушали, как точит песни их папа, сами только поскрипывали, учились. Первогодков так и зо­вут — скрипунами или скрипачами. Они глупы, убить их просто. Охотник скрипунов не трогал...

Точок годами служил одному человеку, как своя глухариная ферма. Но это же надо уметь, и главное, человек-то хороший (настоящие глухарятники плохи­ ми не бывают): такого рода удача не сама собою дает­ся в руки, а заслуживается трудами и добродетелями. Человек тот работал шофером в «скорой помощи»,— скольких увез от безвременной кончины, кому уменьшил страдания и недуги, того никто не считал. И город был северный, из лесов вырубившийся, окраинами в леса внедренный.

В начале пятидесятых годов, я помню, лодейнопольские мужики убивали за весну до полсотни мошников на стрелка, солили их в бочках. То были не­дальновидные, нехозяйственные мужики. Хотя... а что
было делать — голод не тетка...

В Калевальском районе в Карелии, за озером Куй то, в первые годы после войны сдавали глухарятину в счет мясопоставок: килограмм глухариного мяса за два говядины. Но это — предания глубокой старины.