Глеб Горышин

У Ивана Сергеевича Соколова-Микитова есть рас­сказ «Березовый ток». В нем писатель поведал о сделанном им открытии: обыкновенно глухари токуют по сосновым, еловым гривам вблизи от болот, на этот раз они слетелись в корявый березнячок, опять-таки на бо­лоте. Слетелись — охотник вечером на закате солнца близко увидел и даже счел мошников. Остался в току ночевать, в моховом кресле, покуривая трубочку. Ут­ ром глухари не запели...

Иван Сергеевич, поразмыслив, поделился с чита­телями своими умозаключениями. На месте березняка росли некогда сосны и ели. Птицы сохранили в своей генетической памяти (в то время, когда И. С. Соколов- Микитов писал свой рассказ, о генетике в печати не упоминалось) приверженность месту, обжили березы. Не запели они потому, что с восходом солнца вдруг натянуло туман, день вышел ненастный,— птицы мол­ чали, предчувствуя непогоду...

Читая этот рассказ, я применял его к своему глу­ хариному опыту; и у меня был березовый ток...

Среди моих глухарятников-вожатых был егерь Моз­ жаткин. Он работал в охотхозяйстве весьма благоуст роенном, с коттеджами для приезжающих охотников, с большой псарней: гончими, подружейными собаками, спаниелями для утиной охоты (на собачьей кухне ку­харила жена егеря), с лисьими, заячьими гонами, с кабаньей, лосиной, оленьей охотой, с тетеревиными то­ ками, вальдшнепиными тягами. (Поголовье зверя и ди­чи пополнялось за счет привозимых издалека особей.) Имелся в этом хозяйстве и глухариный ток — в бере­ зовой роще, подобной парку, с вековыми березами, с тропинками от березы к березе. Охотников привозили на ток по асфальтированной дороге. Неподалеку от тока выстроен был павильон, вроде как зал ожидания, с телевизором и газовой плитой.

Егерь Мозжаткин жил в стороне от этих благ ци­ вилизации (тоже с благами), в домике при псарне. Он был мужик еще молодой (в отличие от своей жены), с необыкновенно богатыми задатками мужских досто­ инств. Высокий, плечистый, с красивой сединою в куд­ рях, он имел сильный голос и верный слух — для пе­ния в компаниях. Что еще в нем было? А бог его знает... Сверх меры ему отвалила природа той самой про стоты, постоянной готовности к компанейству, которая исключает возможность накопления чего-то такого, нужного для восхождения в жизни, для карьеры. Моз­ жаткин к своим сорока годам исполнял должность еге­ ря-псаря, в его избе едва ли можно было обнаружить хотя бы единственный предмет, сверх положенного ему по должности казенного инвентаря.

Родом Мозжаткин происходил из кубанских каза­ ков, одно время рыбачил где-то в низовьях Амура. В наши края его привела главная, пожирающая страсть к охоте. Он мог жить только в тех местах, где гремят выстрелы, пахнет сгоревшим порохом, трубит рог на гону, подымаются чарки «на крови» и т. д.

Была у него одна идея, которую он всякий раз вы­сказывал все с большей страстностью, даже с ожесто чением, по мере того, как ему подливали в чарку. Идея была до убогости куцей, выслушивать ее стано­вилось невмоготу скучно; как доходило дело до моно­ лога Мозжаткина, я старался слинять из его гостеприимного дома. Идея состояла в том, что поголовье дичи в лесах убывает, поскольку дичь недостаточно бьют. По глубокому убеждению Мозжаткина, не уби­тые на току глухари впоследствии склевывают в яич­ках ими же зачатых птенцов. Оспаривать эту теорию было без проку.

Я приезжал иногда к егерю Мозжаткину. Не одного меня, многих чем-то привлекала безудержная, стихий ная, с неразвившимися талантами егерская натура. Что-то было в Мозжаткине природное, первозданное, как в Калиныче из рассказа Тургенева «Хорь и Ка линыч».

Однажды егерь Мозжаткин пригласил меня на глу­ хариную охоту (в березовый ток), не ради спортивного интереса, не для удовлетворения романтических поры­ вов, а как помощника, ассистента. Егерю заказано было, самым категорическим образом, отстрелять к праздничному банкету (на Девятое мая) определенное количество глухарей. (Цифру я называть не буду, она покажется нашим романтикам несусветной.)

Ну что же... Я взял с собою жену. В березовый ток мы пришли, как на концерт в филармонию. Концерт начался точно в назначенное время. Запел глухарь... Егерь Мозжаткин пошел первым. Я повел жену за ру­ ку... Сознайтесь, кому приходилось скрадывать глу­ харя в березовой роще, по тропинке, взявшись за ру ки с любимой женой?.. (Помните, Учителя выводила под песню на глухаря его жена Зинаида Викенть евна?..)

Глухарь подпустил нас настолько близко, что мы могли явственно видеть его; он казался маленьким, как дрозд, в вершине березы: вытанцовывал на суку, распускал веером хвост, скиркал, шкворчал в нежно-зеленой пелене только что прянувших листьев.

В жизни каждого человека бывают мгновения выс­шего счастья — награды за неустанность, неизмену избранной цели. Ищущий да обрящет... Сколько весен искал я моего глухаря (продолжаю искать). И вот над головою у меня поет глухарь. Восходит солнце, молодо зеленеет листва. Моя жена сжимает мне руку изо всех силенок, завороженная, охваченная неведомой ей стра­ стью-очарованием. Счастье тогда и счастье, когда мож­ но его сообщить близкому человеку...

Но нужно было... выполнять план мясопоставки. Егерь Мозжаткин приставил к плечу ружье. Не быва­ ет ничего более поганого, нечестного, запредельного, против главного закона жизни, чем выстрел на восхо­ де солнца в весеннем лесу. После гадкого грохота кажется, все навсегда умолкнет, сгинет, не возро­ дится...

Глухарь не упал почему-то (он не мог не упасть — егерь Мозжаткин не мазал, ружье у него наилучшего боя и т. д.), присел, захлопал крыльями и улетел. И больше ни один глухарь не запел в то утро на бере­ зовом току.

Бывает, чего не бывает на глухариных токах... Но каждому непредвиденному, против правил, обстоятель­ ству после можно найти объяснение. Точат глухари в березах, хотя надо в соснах, стало быть, сохраняют верность месту. Вечером слетелись на ток, утром не запели — предчувствовали непогоду... Сколько я ни ищу логического объяснения неубитию Мозжаткиным над головою сидящего глухаря (надо было убить по плану), найти не могу...

Егерь Мозжаткин так закручинился в то утро, чуть не сломал о березу ружье. И куда его занесет кручи на, трудно было предвидеть. Я счел за лучшее оста­ вить егеря наедине с его душевной депрессией. Как он отчитается перед начальством, не знаю. В этом случае в полной мере проявилась его стихийность, безответст­ венность. Выполнение задания егерь оттянул на самое последнее утро, настолько верил в себя, в свое ружье и в фортуну...

Больше я не встречался с егерем Мозжаткиным, но историю его слышал — до самой развязки — и до скажу.

Когда-то кубанский казак, первый парень на селе выбрал себе по нраву и стати подругу. Была между ними, надо думать, любовь и прочее все такое. И взял с собой Мозжаткин подругу в дальние странствия, на Амур и еще куда-то. Всюду жилось ему легко, бездум­ но, много спел он песен на берегах полноводных на ших рек. Вести счет уходящим годам — такую привыч­ ку он не завел. И однажды заметил, что подруга его состарилась, износилась, угасла в бездомной, бесша­ башной, беспрокой, единственно милой ему жизни. Ста­ ла прихватывать ее гипертония. Детей они так и не за­ вели. И люто ненавидела она прожорливых, ненасыт­ных псов на псарне охотхозяйства.

Накапливались между мужем и женой, как соль в пояснице, как воспаленность в язве двенадцатиперст­ ной кишки, рознь, обида женщины на неудавшуюся судьбу, на непутевого мужа, мстительное, злое чувст­ во мужчины-красавца, артиста — к жене-старухе, не­ ровне ему. Помногу бывал Мозжаткин в компаниях лиц высокого положения, веселых, щедрых, простых, тешил их своим пением, водил на охоту, принимал без искательства комплименты, подарки. Приходил домой и скрипел зубами на свою сожительницу.

Однажды их пригласили на свадьбу в соседнее село. Как всегда, Мозжаткин оказался в центре внимания, не столько мужского, сколько женского, пел- плясал. У жены его прихватило сердечко, она проси дела вечер в углу со старухами, он на нее и не взгля­ нул.

Дело было в начале марта. Домой шли ночью по­ лями, завевала метель. Жена попрекала, жалилась на хворь, у мужа не было жалости к ней, только ветер в мозгах, легкость в груди, сознание своей силы, пра­ ва на вольную волюшку. Егерь Мозжаткин сначала придерживал шаг, отзывался на воркотню жены мно гоступенчатой бранью — это он умел. Незаметно как- то ушел вперед, одному ему лучше было идти. Что-то такое ворохнулось у него в душе: надо бы подождать. Но он махнул рукой: а, ладно, куда она денется, до берется.

Утром, проснувшись, он не нашел жену в положен­ном ей месте. Вначале это не обеспокоило его, он схо­ дил опростался, напился воды из ведра. Вышел на крыльцо... Метель унялась, повсюду легла пороша. И ни следочка не было на пороше. На псарне заливались некормленые псы...

Егеря Мозжаткина как по лбу стукнуло, что-то при­ помнилось ему. Он покликал жену. Никто ему не ото звался. Натянул сапоги, надел на исподнее ватник, по­ бежал по переметенной дороге. Издали увидел, все вспомнил...

Жена его как притулилась к одонку соломы у до­ роги, так и закоченела, повалилась ничком на снег. Ее обдуло метелью, не занесло, на белизне снега явст­ венно чернела ее плюшевая жакетка. И первое, о чем подумал Мозжаткин,— какая старая у жены жакетка, как вытерлась, прохудилась, сколько раз он обещал ей купить нейлоновую курташку.

После он сам говорил, за бутылкой, рыдая, что именно эта мысль первой ему пришла.

Никакого наказания Мозжаткину не было, вскоре он исчез, как в воду канул.